Дыхание скандала

— Для меня это не девять дней. Для меня… — Она покачала головой и отвернулась, запахнув одежду и обхватив себя руками. Защищая себя.

Да, по ощущениям это больше, чем девять дней. Но в этом и сложность.

— Почему? — задал он вопрос, эхом звенящий в его уме. — Почему ты делаешь это… продолжаешь помолвку с этим человеком? Ты не знаешь, что он такое.

— Я знаю довольно. — Престон на миг закрыла глаза, словно могла отгородиться от отвратительной правды.

Он не отпустит ее так легко.

— Послушай меня, Прес. Он получает удовольствие с мальчиками. С детьми.

Антигона застыла, ее глаза медленно открывались, потемневшие, огромные от потрясения, ее лицо побелело, казалось, она вся покрылась ледяной коркой.

— Ты это пришел мне рассказать? Историю о его извращениях?

— Да. Он приезжает в Лондон, чтобы найти детей, у которых нет другого выхода, кроме как пойти с ним.

Повисла долгая тяжелая тишина, в нее проникали звуки города. Стук каретных колес по мостовой. Тихое ржание лошади. Позвякивание упряжи.

— Господи, помоги, — наконец дрожащим голосом сказала Антигона. — Теперь все обрело ужасный смысл.

Смысл?

— Какой в этом может быть смысл?

— Посмотри на меня. — Она раскинула руки, в ее голосе слышалось испуганное отвращение. — «Неуклюжая», «угловатая», мать часто повторяла эти слова. «Сорванец», «ребячливая». — Престон закрыла глаза, ее голос в неестественной, жуткой тишине походил на холодный призрак. — Ты сказал, мальчики… дети. Его излюбленное обращение ко мне это «непослушное дитя». И мама назвала ему меньший возраст, чем мне есть на самом деле. Я думала, это тщеславие, чтобы Касси казалась моложе, чтобы прикрыть мамино нелепое смущение из-за того, что она не вывозит нас в Лондон на светский сезон. — Антигона судорожно втянула воздух. — О Господи! Кажется, меня тошнит.

Уилл положил руки ей на шею и нагнул так, что голова оказалась у нее между коленей.

— Постарайся не попасть на мои сапоги и на свои тоже. И дыши. Делай медленный вдох через нос. — Он потирал большими пальцами ее сведенные плечи. — Просто дыши.

После нескольких глубоких вдохов она сказала:

— С тобой такое тоже бывало?

— Да. — Он продолжал растирать ее плечи, гладил ладонями спину.

— Можешь меня отпустить. — Антигона уперлась руками в колени и подняла голову.

— Через минуту. Осторожнее, сапоги не мои, я их одолжил. Так что пока дыши.

У Престон вырвался дрожащий выдох, и Уилл услышал, что она улыбается.

— Я уже в порядке. Правда.

— Тогда не выпрямляйся слишком быстро. Не хочу, чтобы ты упала в обморок.

— Я никогда не теряю сознания, — запротестовала Престон, но весь пыл возмущения оставил ее.

Уилл прислонил ее спиной к стене.

— Никогда не говори «никогда». Я падал в обморок.

Антигона все еще хватала ртом воздух, словно только что промчалась дистанцию на соревнованиях.

— Правда?

— Да. — Уилл решил отвлечь ее. — Упал как подкошенный. При первом залпе в Трафальгарской битве. Я стоял у гакаборта — для тебя, сухопутной леди, поясняю, это у кормы, — с сигнальными флажками. Я был сигнальщиком. Так что пришлось поднимать меня за шиворот в вертикальное положение. — Престон по-прежнему была бледна, но улыбалась, чего он и добивался. — Но, чтоб ты знала, тогда мне было только двенадцать.

— Слава Богу, что Олдридж тогда тебя не знал.

На это он мало что мог ответить.

— Прости. Но лучше тебе знать об этом.

— Да, — согласилась она, но была еще слишком потрясена, чтобы поверить в правду. Наверняка нутро у нее по-прежнему стянуто узлом.

— По крайней мере ты знаешь, что нужно теперь делать.

Она сделала то, чего он меньше всего ожидал — засмеялась, ее плечи дрогнули от безнадежного висельного юмора.

— Престон, ты знаешь, что тебе нужно делать? Тебе нужно разорвать помолвку.

— Да. — Она согласно кивнула, но глаза ее были зажмурены, а в голосе слышались изнеможение и безнадежное оцепенение. — Я это понимаю. — Она продолжала кивать. Но потрясение не проходило. Потрясение от знания. От страха того, что она, возможно, сделала. А может быть, ее трясло от мысли, что ей теперь нужно делать. Она сморщилась. — Господи, все так запуталось.

Уилл взял ее руки в свои, главным образом потому, что все еще хотел держать ее, пока мог.

— Смелее, — сказал он и поцеловал сначала одну ее руку, потом другую.

— Спасибо. Ты — настоящий друг. Больше никто не сказал мне об этом. Никто мне не сказал, хотя ясно, что люди это знали.

Он попытался разрядить ситуацию присущим ему юмором.

— Ты можешь поблагодарить меня позже.

Ее глаза открылись, Антигона смотрела на него со своей обычной прямотой.

— Я предпочитаю поблагодарить тебя сейчас. — Изнеможение в ее голосе постепенно сменялось решимостью. И чем-то еще. Чем-то прямым, требовательным и осознанным.

— Престон, я глубоко польщен, но ты пережила потрясение. Лучше я провожу тебя домой.

— Я не хочу домой. — Оттолкнувшись от стены, Антигона потянулась к лацкану его сюртука. — Помнишь, когда мы впервые встретились, я сказала, что покончила с медлительностью и покорностью?