– А возможно, в этом и есть смысл, Риса. – Гилем закрыл книгу и взял в руки другую, замирая. – Великая ответственность – найти ринханто. Да. Ты получаешь возможность обрести баланс и жить в согласии со своими обличиями. Однако если в связи оборотень – оборотень умирают сразу двое, не считая дяди Редлая, которого спасла искра, то в связке оборотень – человек смысл этого понятия словно стирается. Оборотень становится стражем человека, лесное обличье в вечной неволе. Разве это честно? А если оборотень умрет? Человеку-то плевать. Никакой связи.
– Это хорошо, что у оборотней нет человеческих взаимоотношений. – Риса прониклась словами Гилема. – Для Редлая мы не можем являться любовным интересом. Он, без обид, полено. Я вообще не понимаю, зачем им внешнее разделение на мужчин и женщин. Скорее всего, корни этого явления где-то в сути их обращения. – Она решила не развивать опасную тему. – Для Редлая мы стая. Да он голову тебе не отгрыз только потому, что ты один из его стаи. А еще он добрый. Он решил искать ринханто, чтобы не убивать вообще никого! Но что-то пошло не так.
– Да им повезло, что им не нужно размножаться, как людям, и нет понятия «любовь», лишь нечто возвышенное. – Он улыбнулся и посмотрел на огромное панорамное окно и кивнул. – Пойдем, сядем на подоконник.
– Ура, я уже устала бегать за тобой! – Они присели, и Гилем отложил пока книгу. – Ледаю вообще ничего, кроме тренировок, не интересует.
– Да ты посмотри на них, Риса, на оборотней? У них не семья, у них «стая». То есть в квартале бурундуков дома – условность. Келдая сказала, что у них есть ходы под зданиями для сообщения. Один и тот же оборотень может спать в разных кроватях хоть каждый день. У нас, так или иначе, иная история. – Он закусил губу. – Редлай, Келдая и Ледая очень разные. Не удивлен, что он сбежал.
– И я. Теперь точно. Хотя я попрошу Редлая узнать, испытывает ли он вообще влечение. Или как. Ужасно интересно, – улыбнулась Риса.
– Может, и испытывает, но явно не к кому-то из нас! – Он громко засмеялся.
– А ты? Долго еще собираешься читать свои книги? – Риса самодовольно усмехнулась. – Мало кто выдержит тебя больше пяти минут.
– Я оставил Илаю эту возможность. Вон. Пусть с Синой заключают союз и радуются всем благам жизни в паре. Я, пока не прочитаю все книги мира, дома с семьей не засяду. Тем более у меня есть кого оберегать. Вас, например, своего отца и сестру. – Голос Гилема дрогнул и стал на тон ниже.
Риса сразу же пожалела, что спросила его об этом. Мама Гилема умерла, когда на них напали бандиты. Они возвращались домой с сестрой. Тогда будущему книгописцу исполнилось десять лун, а сестре – восемь. Бедные, даже нищие; он, перечитав всю королевскую библиотеку, так и не нашел ответа, чего от них хотели странные люди. Гилема и его сестру спасла искра книгописца. Он как свои пять пальцев знал каждую улочку, прекрасно ориентировался в городе, знал даже, где находились дырки в заборе, поэтому их и не поймали. Гилем, хоть и не имел боевой искры, в ту ночь обещал больше не убегать, найти силы спасти всех, кого он любит. Так он пришел служить в армию короля в качестве книгописца – из-за своей искры. Гилем боялся влюбиться в девушку, потому что даже дружба давалась ему нелегко. Он считал своих друзей опорой, семьей, и иногда просыпался в холодном поту из-за разыгравшейся фантазии об их потере.
– Прости, пожалуйста… Я знаю, что сболтнула лишнего.
– Ничего, Риса, все хорошо… Просто сейчас не время. Настанет день, и я прочитаю сказку не только твоим детям, но и своим… А пока нам надо спасти Айона, Редлая и Ледаю. А еще, кажется, заодно и весь мир. – Он улыбнулся и вскинул руки вверх. – Только, пожалуйста, не надо начинать заводить детей, пока не закончилось наше путешествие! Дети на корабле станут проблемой!
– Очень смешно! Хочу я посмотреть на ту дуру, которая влюбится в тебя! – толкнула его Риса.
– Ну ты же меня любишь? – Он ухмыльнулся.
– Поневоле. – Она покачала головой, радуясь, что они отошли от больной темы. – Вообще… наши отношения с Азелем странные.
– Конечно, они странные, ты такая красавица, умная и с крутой искрой, а он кто? Выскочка, язва и единственное, что умеет, – блестеть, как монета. – Гилем преувеличивал, прекрасно зная, насколько дипломат полезен. Он чуть ли не самый полезный в группе.
– В том-то и дело, Гилем. – Она наклонила голову, и ее светлые волосы упали вниз волнами. – Он… вечно молодой, и, судя по его разговорам, живет он уже не первую сотню лун. Я стану старой, потом умру. Представляешь… Морщины, проблемы с внутренними органами и прочие старческие недуги. А он останется молодым и красивым. Я откидываю эти мысли куда подальше… Но когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу его… Какая я по счету?