— А теперь встань с кровати и подойди. И советую поторопиться как минимум по той причине, что несмотря ни на что, я мужчина, если ты не забыла, и вид полулежащей на постели до боли желанной девушки, это слишком даже для меня. Поднимайся, Риаллин, и желательно надень хоть что-то, шелковая рубашка в принципе не та одежда, в которой я могу спокойно на тебя смотреть!
Я слетела с кровати мгновенно, с той ее стороны которая была подальше от ректора, метнулась в ванную, натянула толстый длинный банный халат, и уже собиралась выйти, как услышала голоса, и поняла, что кроме Гаэр-аша в комнате кто-то еще.
Бесшумно приоткрыв дверь, увидела Норта. Он стоял у приоткрытого окна, опершись руками о подоконник, ссутулившись и как-то обреченно глядя на пейзаж пока еще ночного города.
— Прекрати сжирать себя, — ледяным тоном приказал Гаэр-аш.
Норт, видимо не заметивший моего возвращения, сипло ответил:
— Она назвала его учителем, Артан…Учителем, понимаешь? И ты бы видел ее глаза — они горели. Этот блеск интереса, тяги к познанию, счастья… я не знаю, чего еще, но ты бы видел ее.
Он судорожно вздохнул и хрипло проговорил:
— Я ей не нужен, Артан. Ни я, ни ты, ни кто-либо еще… Всю сознательную жизнь ей нужен был только Тадор Шерарн и тот запретный мир исследований и знаний, который он для нее открыл. Все! На этом все!
И Норт рассмеялся, отнюдь не весело. Скорее как-то зло и обреченно. А затем яростно продолжил:
— Он ее заберет. Он ее просто заберет, и она радостно последует за ним, потому что здесь условности, ограничения, толпа озабоченных жаждущих заполучить ее магов и я со своими непонятными ей чувствами. А там все то, что наполняет ее жизнь счастьем — эксперименты, ритуалы на грани жизни и смерти, мудрый Учитель и мужики, никак не реагирующие на ее кровь. И она уйдет, Артан, она уйдет, а я сдохну!
— Выживешь, — ледяным тоном осадил его Гаэр-аш. — Думаешь?
И Норт развернулся к ректору, скрестив руки на груди странно посмотрел на него и вдруг сказал:
— Ты не любил Кеалир. — Усмехнулся и продолжил: — Не знаю, как все это помнится тебе, но я слышал разговоры матери и теток, и все сходились на одном — ты не любил Кеалир. Ты мог оставить ее в своем замке на неделю, две, три, умчавшись на охоту или погрузившись в расследование очередного несанкционированного подъема кладбища. Приезжая с ней к моим родителям, ты едва отслеживал где она, твой взгляд на следовал за ней повсюду, ты не старался прикоснуться к ней при любой возможности, не искал ее внимания, не млел от ее улыбки. И много-много других мелочей, которые были так очевидны опытным женщинам, да, впрочем, и мужчинам тоже. Ты взбесился лишь тогда, когда Герон Даграэш устранил ее. Как же, твою женщину и убили! Посягнули на твое! Но даже тогда ты не вел себя как влюбленный, нет, ты был взбешенным утратой. И приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы утраченное вернуть. Говоришь, я выживу? Я не выживу, Артан. Я не ты. И ситуация не та.
Гаэр-аш усмехнулся и холодно спросил:
— Все сказал?
Улыбнувшись, Норт произнес:
— Я ведь прав, Артан.
— Прав. Сходи в мой кабинет возьми с полочки медальки за отвагу, сообразительность и решимость высказать мне эту правду в лицо, — последовал саркастичный ответ.
Дастел не сдвинулся с места, глядя на старшего родственника. А я подумала, что он зря, очень зря не ушел… и оказалась права. Лорд Гаэр-аш, стремительно пересек мою комнату, подойдя вплотную к Норту, и глядя ему в глаза, отчеканил:
— Сдохнешь, значит?! Слушай ты, щенок тщеславный, я угробил пять лет жизни на то, чтобы сделать тебя сильнейшим некромантом Арании. Пять лет бессонных ночей в поисках методик, техник, тренировок, способных поднять тебя с нулевого уровня, на высший. Пять лет в Некросе, который я ненавижу всеми фибрами своей души еще со времен обучения в этом вечном окруженном дохлятиной склепе. Но это мелочи, а вот отдать тебе Риаллин, это действительно далось неимоверно, невыносимо, убийственно. И поверь, тебе никогда не понять, чего мне стоило это решение. Сдохнуть? У тебя нет такого права, малыш. Нет права умереть, нет права на ошибку, нет права не занять трон. Так что собрали волю в кулак и прекратили ныть, Ваше Величество!
И ректор отошел. Постоял, невозмутимо разглядывая манжет на рукаве, и спокойно, совершенно без прежней испепеляющей ярости добавил: