Дыхание снега и пепла

– Это ненадолго, – заметила я и сделала большие глаза, чтобы до него получше дошло. Он тяжело сглотнул, но, прежде чем успел ответить, вернулся Джейми с кувшином вина.

– Лучше послушай ее, – посоветовал он Кристи, ставя вино на стол. – Уж я-то знаю, что такое пытаться писать с негнущимся пальцем, да? – Джейми вытянул вперед собственную правую руку и сжал ладонь с несколько удрученным видом. – Если бы только она могла поправить вот это своим маленьким ножичком, я бы тут же положил руку ей на стол.

Проблема Джейми была полной противоположностью проблеме Кристи, хотя результат был примерно одинаковым. Безымянный палец был так сильно раздроблен, что суставы срослись с остальными костями, и он уже не сгибался. Как следствие, два пальца по бокам тоже двигались плохо, хотя капсулы суставов не были повреждены.

– Разница в том, что состояние твоей руки не ухудшается, – сказала я Джейми. – А его ухудшается.

Кристи совершил едва заметное движение, просунув руку между колен, как будто хотел ее спрятать.

– Ох, ладно, – отозвался он нервно. – Это, конечно, может и подождать.

– По крайней мере, столько, сколько понадобится моей жене, чтобы зашить другую руку, – заметил Джейми, наливая вино в чашу. – Вот – сможешь ее удержать, Том? Или лучше мне? – Он вопросительно приподнял чашу, как бы пытаясь напоить Кристи из рук, но тот быстро извлек правую руку из укрытия в складках своих одеяний.

– Я справлюсь, – огрызнулся он и взял вино, так неловко удерживая чашу между большим и указательным пальцами, что это заставило его покраснеть еще сильнее. Его левая рука по-прежнему висела над головой. Он выглядел глупо и, очевидно, сознавал это.

Джейми налил еще чашу и передал мне, игнорируя Кристи. Я бы подумала, что эта сцена – просто проявление природного такта Джейми, если бы не была в курсе непростой истории, которая связывала двоих мужчин. Отношения между ними всегда были натянутыми, хотя им удавалось изображать внешнюю доброжелательность.

С любым другим мужчиной демонстрация Джейми собственной покалеченной руки была бы именно тем, чем казалась – попыткой подбодрить и поддержать в беде. На деле он, может, и желал выразить Тому поддержку, но в его действиях была еще и скрытая угроза, возникшая, вполне возможно, помимо его воли.

Так уж сложилось, что люди приходила за помощью к Джейми гораздо чаще, чем к Кристи. Джейми пользовался всеобщим уважением, его очень любили, несмотря на покалеченную руку. Кристи же был, мягко говоря, не очень популярен: если он потеряет способность писать, он может потерять и свой статус. А состояние руки Джейми, как я отметила до этого, хуже уже не станет.

Кристи сузил глаза, глядя на нас поверх чашки. Он не пропустил угрозу мимо ушей, намеренной она была или нет. Он не смог бы ее пропустить: Том по природе был человеком подозрительным и видел угрозы даже там, где их в помине не было.

– Думаю, кровотечение уже прекратилось, дайте-ка я взгляну. – Я аккуратно взяла его левую руку и сняла бандаж. Кровь остановилась. Я положила ладонь в миску с отваром из чеснока, добавила туда пару капель спирта для дополнительной дезинфекции и стала готовить инструменты.

Уже стемнело, и мне пришлось зажечь спиртовую лампу, которую для меня сделала Брианна. В свете ее яркого, сильного пламени я увидела, как лицо Кристи мгновенно потеряло свою гневную краску. Он не был так бледен, как до этого, но выглядел встревоженно, как полевка, что угодила в компанию барсуков. Кристи внимательно следил за моими руками, пока я раскладывала нити, иглы и ножницы – чистые, с блестящими на свету острыми лезвиями.

Джейми не ушел, а стоял, облокотившись на стол, и потягивал вино – должно быть, на случай, если Кристи снова упадет в обморок. По напряженной руке мужчины, которую я зафиксировала на столе, пробежала дрожь. Он снова начал потеть, я почувствовала характерный запах, едкий и горький. В нем было что-то полузабытое, но очень знакомое, что в конце концов помогло мне понять, в чем кроется слабость Тома, – он боялся. Должно быть, он боялся крови и точно боялся боли. Я была сосредоточена на работе и опустила голову ниже, чтобы он не смог ничего прочесть у меня на лице. Я должна была понять раньше, в чем дело. Я бы и поняла, не будь он мужчиной. Его бледность, обморок… это все не из-за потери крови, а от ее вида.

Я постоянно зашивала раны мужчин и мальчиков: земледелие в горах было тяжелой работой, редкая неделя выдавалась без увечий от топора, мотыги или кирки, укусов свиней, рассеченных от падений лбов и бровей и других мелких травм, требующих наложения швов. В большинстве случаев пациенты подходили к делу бесстрастно, стоически выдерживая все мои манипуляции и тут же возвращаясь к работе. Но я вдруг осознала, что почти все мужчины были горцами, а многие еще и бывшими солдатами.