«Как я могла тешить себя глупой надеждой, что он позволит мне одной управлять мастерскими?» — подумала она с таким ощущением, будто переживала кошмар наяву.
Спасительный пункт завещания запрещал обоим наследникам продавать мастерские в течение двух лет, иначе они будут переданы в собственность дальнему родственнику из Тосканы. Когда нотариус зачитал завещание, Ливия мысленно поблагодарила дедушку. Двух лет ей хватит, чтобы опять подняться, найти новых клиентов, обеспечить процветание Дома. Теперь она подумала о том, что дедушка, сам того не подозревая, устроил ей ловушку.
Все это время она наивно полагала, что брат так и будет жить одним днем, будто плыть со своей меланхолией по серо-зеленой глади лагуны, с непроницаемым взглядом, загадочно молчаливый. Но вот он сидит перед ней в дедушкином кресле, вдруг став солиднее. Волосы, зачесанные назад, открывали высокий лоб и подчеркивали скулы. В его взгляде появилась новая сила, которую она воспринимала как вторжение в свою жизнь.
— Мне непонятна перемена в твоем поведении, — сказала она, прижимая к груди папку, которую принесла. — Ты ни разу не проявил ни малейшего интереса к нашей работе. Никогда не хотел ничему учиться. Я думала, тебя здесь ничего не интересует.
— Может быть, это просто оттого, что никто никогда не считал нужным узнать мое мнение?
Она была шокирована. В словах Флавио, произнесенных без всякой иронии, прозвучала горечь, даже боль. Сидя прямо, он примерял на себя это кресло, как ребенок, надевший праздничный костюм отца, испытывая и страх, и гордость. Вокруг его силуэта было много свободного пространства.
Сколько себя помнила Ливия, и до смерти их родителей Флавио никогда не питал особой привязанности к мастерским. Он даже предпочел переехать в Венецию, во дворец деда по материнской линии. А его учеба в университете до войны, где он изучал право, чтобы стать адвокатом? Ей казалось несправедливым это внезапное изменение курса. Она не могла бороться с членом семьи Гранди, нацеленным на работу. Сражение было бы проиграно заранее. Даже если речь шла о фантазии, капризе, закон был на его стороне. Рабочие, поставщики, клиенты будут обращаться к нему и ждать от него ответа, как слов мессии. Флавио не нужно ничего доказывать, ему достаточно быть.
У нее комок подступил к горлу. Она почувствовала укол ревности. Флавио мог в любой момент взять в руки бразды правления мастерскими, и все тут же согнутся перед ним в поклоне. Потому что он был ее старшим братом. Потому что он был мужчиной.
— Я всю ночь разбирал счета, — продолжил он. — Ситуация намного критичнее, чем я думал. Почему ты не сказала мне правду, Ливия?
Она покраснела. Ей удавалось уклоняться от ответов на вопросы Флавио в течение нескольких недель. Поскольку он не интересовался мастерскими и даже подумывал об их продаже, она не сочла нужным говорить ему об этом, чтобы не потворствовать его планам.
— Бонджорно! — раздался низкий голос Тино. Он возник в дверях с обмотанным вокруг шеи красным шарфом и потухшей сигаретой в зубах. — Я пришел за новостями.
На секунду он остановился, явно удивившись, увидев Флавио в кресле Алвизе. Он прищурился, его взгляд скользнул от брата к сестре, в глазах зажегся огонек любопытства.
— Спроси об этом у своего босса, — сухо ответила Ливия. — Отныне ты будешь обращаться к нему. Начиная с этого утра Дом Гранди обрел нового директора.
Она положила папку на стол.
— Вот предложение по серии ваз, которую нам заказал большой магазин в Нью-Йорке. Они хотят получить функциональные вазы, а не просто декоративные предметы, какие мы делаем обычно, но Тино с удовольствием сообщит тебе все подробности.
— Ты куда, Ливия? — воскликнул Флавио, нахмурив брови. — У тебя нет причин разговаривать со мной в таком тоне.
— Ты о чем? — бросила она с невинным видом. — У меня дела в городе, мне нельзя опаздывать. Желаю вам обоим хорошего дня.
С высоко поднятой головой она поспешно вышла из комнаты, чтобы скрыть слезы, застилающие ей глаза.
Мужчины обменялись мрачными взглядами. Флавио развел руками и поднял глаза кверху.
— Женщины…
Тино постоял молча несколько секунд, затем с понимающим видом покачал головой.
— Да… но сколько таланта! — пробормотал он.
Под жемчужно-серым сводом зимнего неба дома, окаймлявшие улицу деи Ветраи, жались друг к другу в тусклом свете дня, глядя на мир полузакрытыми глазами. Неподвижный канал отливал металлическим блеском ружейного ствола. Жители Мурано передвигались быстрым шагом, выпуская изо рта клубы пара.