Дыхание судьбы

Карло не был капризным и непослушным ребенком. В нем ощущалась некая серьезность, поразительная для мальчика его лет. Прядь светлых волос, старательно зачесанная набок, и пухлые щечки дополняли идеальный образ примерного ребенка, но во взгляде его светлых глаз, обрамленных длинными черными ресницами, таилось некое ожидание. Он мог оставаться спокойным в течение долгого времени, так что даже возникало сомнение, был ли он еще в комнате. Когда Элиза или Колетта оборачивались, чтобы убедиться в его присутствии, то видели его сидящим на том же месте и играющим со своим электропоездом или что-то малюющим карандашами на листках бумаги, которых он изводил слишком много, по мнению его тети.

Однажды Франсуа принес большую коробку водорастворимых красок. Элиза всплеснула руками. Малыш перепачкает все вокруг! Франсуа лишь рассмеялся. Он любил смотреть, как его сын рисует. Даже если в этих каракулях не было никакого смысла, нельзя было отрицать, что ребенок умел правильно сочетать цвета.

Ясным осенним утром Элиза сидела в саду за домом, вышивая крестиком наволочку на диванную подушку. Солнце еще грело, ей даже не понадобилось накидывать на плечи пальто. Она слышала смех Карло, который забросил куда-то свой мяч и собирал в кучи желтые и красные листья, устилавшие землю. Ему нравилось поддавать их ногой или хватать в охапку и подбрасывать, чтобы они кружились вокруг него.

Ливия уехала четыре месяца назад, и Элиза порой спрашивала себя, вспоминает ли малыш о своей матери. Поскольку Франсуа часто возвращался домой слишком поздно, чтобы молиться вместе с ним, он попросил Элизу не забывать упоминать Ливию при обращении к Святой Деве. Она приняла это за скрытый упрек и почувствовала себя немного задетой. К тому же Франсуа считал необходимым, чтобы ребенок раз в неделю слышал голос матери по телефону.

Элиза положила вышивку на колени и посмотрела в ту сторону, где играл малыш. Он скрылся за стволом дуба, и его присутствие выдавал лишь бешеный полет листьев. По ее лицу скользнула улыбка. Она не могла поверить, что Господь оказал ей такую милость, о которой она даже не осмеливалась его просить. Итальянка вернулась домой, и каждый день, проведенный ею вдали от Меца, делал ее возвращение все менее вероятным.

С тех пор как Элиза начала заниматься Карло, ей казалось, что она вновь переживает детство Венсана и Франсуа. Она совершала те же самые действия, и мирный ритм дней определялся потребностями ребенка. Когда она ложилась вечером спать, то испытывала чувство удовлетворения от того, что должным образом выполнила свои обязательства.

«Ты могла бы стать образцовой матерью», — сказал ей однажды Франсуа с удрученным видом человека, не понимающего, почему она так и не вышла замуж. «Я была образцовой матерью», — возразила она.

Элиза никогда не хотела иметь мужа. Если бы ее попросили дать определение любви, она ответила бы, что любят, прежде всего, из боязни ощутить пустоту. Она не настолько боялась смерти, чтобы испытывать потребность любить мужчину.

И потом, было что-то беспорядочное в смятении любовных чувств, и это не подходило ее строгому характеру. Полюбить мужчину означало согласиться на потерю контроля над своими эмоциями и телом, признать и понять существование радости, удовольствия, капризов, прихотей, тревог и сомнений кого-то, о ком, казалось, было известно все, но который, тем не менее, чаще всего оставался совершенно чужим человеком. Элиза не любила неожиданностей. Было кое-что, чего опасалась эта женщина, проявившая недюжинную смелость, борясь с нацистами.

Этот дом, окруженный большим садом, стал ее миром, ее вселенной. Ничего иного она не желала. Она установила здесь свои границы, и этого пространства ей вполне хватало для существования.

Когда у Франсуа было мрачное лицо, блуждающий взгляд и поджатые губы, Элиза понимала, что он думает о своей жене. Он страдал, но не знал, как разрешить сложившуюся ситуацию. Он не мог позволить себе оставить мастерскую. Вот уже несколько недель его рабочие трудились на новом объекте в Шартре, и ему часто приходилось выезжать на место. Элиза прекрасно понимала, что не может заменить ему супругу, но старалась все делать так, чтобы Франсуа не ощущал себя лишенным нежности и заботы. Он рассчитывал на нее, она содержала дом и присматривала за малышом, и они проводили вместе приятные и душевные вечера.

Она часто спрашивала себя, что будет, если Ливия решит не возвращаться. Она, конечно же, захочет забрать своего ребенка, что создаст массу проблем. Элиза понимала, что Франсуа не сможет разлучиться со своим сыном. Что касается развода, Элиза этот вариант даже не рассматривала. Тем не менее она не могла не испытывать скрытую радость при мысли о том, что для Ливии мастерские Гранди оказались важнее мужа и сына. Она не забывала намеками регулярно напоминать об этом брату. Она не ошиблась в своем мнении об этой женщине, считая ее недостойной Франсуа.

— Мадемуазель! — внезапно крикнула Колетта встревоженным голосом.