Дыхание в унисон

Через пару дней девушки вернулись домой веселые и довольные, наперебой рассказывали, как удалась поездка, где были, что видели. А вскоре неизвестно откуда, как чертик из табакерки, появился этот высокий синеглазый парень, молчаливый и неулыбчивый, судя по его круглому «эл», родом откуда-то из Польши. Как потом подтвердилось, из самой Варшавы, только давно еще, до революции, в детстве привезенный в Украину. Появился — и Мали сразу поняла: не стоит тратить силы отваживать, этот пришел навсегда. Как ни старался друг детства Борька, все зря, он так и остался другом детства и с годами превратился просто в фотографию в семейном альбоме. А синеглазый Авраам Быстрицкий пришел — и остался.

Никто не собирался создавать семейную традицию, простое совпадение: они поженились, так же как Мали с Ициком, на Новый год. Только хупы (венчание — ид.) уже не было, и никаких фейерверков, даже стакан жених разбить не пытался, ограничились походом в ЗАГС, а потом семейный ужин, скорее просто чаепитие — самовар, горячие бублики с маслом, варенье в фарфоровых розетках.

В маленькой комнате со старинным ковром на стене — зеленые розы на белом поле, — с платяным шкафом в углу и кроватью с железными хромированными шариками зарождается новая семья. Утром Авраам уходит на работу в обувной магазин, целый день за прилавком, а вечером после работы спешит, как на работу, и куда бы вы думали? В театр! Один, без молодой жены. Мали никак не может понять:

— Разве так живут молодожены? Почему ты соглашаешься? Какой может быть театр, когда молодая красавица-жена одна дома? Где такое видано?

А Фирочка всякий раз наново объясняет:

— Послушай, мама, послушай и запомни: это совсем не тот театр, где сцена и канкан с барышнями. Это а-на-то-ми-ческий театр, там анатомию человека изучают. Авраам учится на врача, он туда на учебу ходит, он уже без пяти минут врач, столько всего знает!

Мали, все принимая и со всем соглашаясь, в душу нового зятя не впускает. Не скандалит, конечно, да и не с чего, живут мирно, хотя трудно. Фирочка и сама иногда робко замечает мужу:

— Пока ты профессором станешь, жизнь кончится, а мы с тобой и не заметим.

Авраам рассудительно успокаивает:

— Если не учиться, она все равно кончится, так что не жалей. Поверь мне на слово, лучше быть женой врача, чем женой продавца ботинок. Во всяком случае, полезнее для здоровья.

С детских лет Авраам мечтал о профессии врача. Сначала это были детские представления — сделать так, чтобы мама с папой были всегда и оставались молодыми и веселыми. С возрастом его мечтания становятся более осмысленными. Юность Авраама Быстрицкого пришлась на жестокое время. В революционные годы, в короткий период его комсомольской активности, чехарда властей, девальвация духовных ценностей и даже самой цены человеческой жизни — все это привело Авраама в продотряд. Вместе с такими же энтузиастами он поехал однажды по деревням в поисках лишнего хлеба у хозяев — такой тогда придумали безнадежный способ накормить голодных. Обернулось бедой: группа юных революционеров попала в руки бандитов, особых разбирательств не было, их просто поставили в ряд на краю песчаного карьера и без долгих разговоров постреляли одной очередью, мальчики и осыпались в яму, зиявшую за их спинами. А довольные патриоты неньки Украины поспешили убраться, пока красные их не поставили на том же обрыве.

Авраам упал в яму на миг раньше, чем пуля просвистела. Отлежался, выбрался из-под тел товарищей и побрел домой. Ему тогда было 19 лет. Его рыжая густая шевелюра стала серой — проседь появилась за часы, проведенные среди убитых. Левый глаз, как шутил сам Авраам спустя годы, сменил ориентацию — появилось легкое косоглазие и осталось навсегда. К чести Фирочки, она этого просто не замечала, видела только редкую васильковую синеву его взгляда и пышную шапку волос. Вот после того эпизода он и понял, что нет в мире дела важнее, чем врачевать тело и душу человека. Все прочие грани жизни казались Аврааму некими дополнениями к главной задаче, ценными, но не обязательными переменными. Он весь заострен на медицину фанатично, стремится овладеть всеми тайнами профессии и искренне убежден, что врачевание — это не только набор знаний и умение их применять, но и специфический характер, особый, отличительный образ жизни, некое посвящение свыше, служение, миссия.

И он упорно каждый вечер, едва успевая перекусить после работы, бежит на лекции или в этот самый театр мертвецов, который так не одобряет теща.

* * *