Дыхание ветра

– Очень смешно! – пробурчал я. – Ты не видел одежду, в которой я был, когда ты меня подобрал в лесу?

– А, куртку и джинсы? Я их выбросил, – ответил отец с улыбкой.

– Почему? Мне эта куртка нравилась!

– Она была до такой степени разорванной, что невозможно починить.

– А мне казалось, когда я возвращался домой, одежда выглядела грязной, но не такой уж и испорченной, – сказал я, глядя в упор на отца, но он молчал. – Конечно, я упал в лесу, дальше ничего не помню. Может я сам порвал одежду, когда ползал по камням? Точно! Вот тогда я и повредил лицо! Видать, ударился о камни! Ну, не получал я столько по лицу, чтоб так выглядеть!

– Ты потерял сознание. Ты что-то чувствовал перед этим? Злость, ярость? – предположил он.

– Ага. А ты откуда знаешь?

– А что ещё ты должен был чувствовать после драки? – ответил отец. – Раньше случалось что-то подобное? Когда ты жил с матерью?

– Нет, по крайней мере, я не помню ничего такого.

– Думаю, эти подонки тебя сильно избили, поэтому ты потерял сознание в лесу, – уже серьёзно сказал отец.

– Не так уж сильно меня избили, как тебе кажется. Тебя не удивляет, почему я потерял сознание именно в лесу, а не сразу, возле школы?

– Ну, ты видно был в горячке, знаешь в такой боевой горячке, которая иногда бывает у солдат на войне – они тогда не чувствуют ни страха, ни боли. А в лесу ты успокоился, расслабился…

– Я помню, что не успокоился. Наоборот, очень сильно напрягся, разозлился, впал в бешенство. За всю свою жизнь со мной ничего подобного не происходило. Никогда не испытывал такого сильного гнева. Именно тогда потерял сознание от боли, которая внезапно скрутила меня. Мне кажется, что своим гневом я сам запустил разрушение, отчего меня стало ломать изнутри. Похоже, на какой-то припадок.

– Нет, – прозвучало одно лишь слово.

– Нет? – я всмотрелся в лицо человека, с которым меня ничего не связывало, кроме кровных уз. Я едва осознал, что сегодня я с ним говорил и произнёс слов едва ли не больше, чем за всё время нашего с ним знакомства.

Отец ничего не сказал, только долго и пристально посмотрел в глаза, пытаясь что-то там разглядеть. Его лицо было печальным.

– Давай поедим, – сказал он, чтобы уйти от неприятной темы, и поставил на стол дымящееся блюдо с тушеным мясом, от которого исходил пьянящий аромат.

Я был голоден, будто неделю не ел. Набросившись на свою порцию, уничтожил её в мгновение ока. Отец не успел даже глазом моргнуть.

– Аппетит у тебя хороший, – сказал он, хмыкнув. – Значит и со здоровьем будет всё нормально.

Прошла неделя. Пока с моего тела не исчезла расписная "хохлома", и лицо не приобрело нормальный вид, я скучал дома.

С каждым днём тело наливалось силой, движения приобретали былую лёгкость, и о том, что произошло, ничто бы не напоминало, если б не глаза с полопавшимися капиллярами, хотя на качество зрения это не влияло.

Всю неделю ничего не делал, только спал и ел, ел и спал. А в остальное время, когда уже не мог ни есть, ни спать, слонялся по лесу, который невероятным образом стал моим прибежищем, с непреодолимой силой зовущим меня домой. От своих мыслей я мог отключиться только там, под сенью густых ветвей. Воедино сливаясь с природой, часами бродил по извилистым тропинкам, пробирался прямо сквозь колючий кустарник, впитывал в себя лесные запахи и звуки, лежал на земле и смотрел на узорчатый свет, пробивающийся меж густых ветвей.

По вечерам у меня повышалась температура, тело горело, я принимал парацетамол, но он, кажется, совсем не помогал. Ложился, всю ночь горел и просыпался утром разбитым и больным.

Когда первый раз проснулся в лесу ранним утром, мокрый от росы – сказать, что удивился, значит, ничего не сказать – был растерян и оглушён. Но чувствовал себя идеально, выспавшимся и отдохнувшим. Как я оказался здесь? Я что, сам пришёл и уснул среди переплетения корней? Не мог поверить, пока следующим утром всё повторилось снова, а потом опять. То есть, я начал ходить во сне. Ложился спать вечером в свою постель, а потом каким–то образом перемещался в лес.

Кстати, отец этому не был удивлён, сказал только, что и не такое бывает, думая, что этим он меня успокоит. А я не мог не париться по этому поводу. Пока это всё резко не прекратилось. В один из дней я проснулся в своей постели, и в эту ночь у меня больше не было жара.

О драке я старался не вспоминать, чтобы ненароком не вызвать в себе то дикое чувство первобытной ярости. Признаться, просто трусил, не желая больше испытать той боли, которая чуть не убила меня.

Чтобы заглушить воспоминания, вставлял в уши наушники и слушал музыку любых стилей на пределе громкости, и это помогало, отвлекало так же чтение, которым я доводил себя до сонного состояния и часто засыпал, выронив книгу из рук. Со временем воспоминания о драке померкли и уже не вызывали во мне столь сильных эмоций.

Я почти почувствовал себя прежним, а всё то, что случилось со мной в лесу, причислил к случайности.