Дыхательные практики для оздоровления, релаксации, высвобождения подавленных эмоций и многого другого

Еще одна неожиданность: нет уродливых детей. Есть такие, кого уродует страх. Когда дети рождаются, они чаще всего напуганы. Как не отступить перед таким неблагодарным?

А ведь это уродство – лишь маска. Маска страха. Она падает, как только страх побежден. И появляется человек. Преображение невероятное. Даже самый страшный малыш становится красивым. Нет, не бывает уродливых младенцев. Те, кого мы называем обиженными судьбой, лишь носят маску.

Дело любви – заставить ее сбросить.

26

– Ну хорошо, допустим, – скажут некоторые, – возможно, вероятно, что в рождении нет ничего приятного для ребенка. И может быть даже, что для малыша – это ужасное событие. Но в этом возрасте нет памяти. О своем рождении не помнит никто. Значит, это просто неприятный момент в прошлом.

– Нет памяти? Позвольте!..

– Но с помощью чего ребенок запомнит, чем зарегистрирует происходящее? Все знают, что после рождения мозг, по крайней мере, его большая часть, еще не работает.

– Ну вот, опять! Может быть, мозг еще не функционален, но в нем происходит все, что можно прочесть на лице ребенка.

– Да, да, безусловно. Но что происходило в момент рождения, никто не помнит.

– Вот где ваша ошибка. Наоборот, рождение – в памяти каждого. Но эксперимент был настолько болезнен, что он находится глубоко в подсознании, откуда пытается иногда всплыть.

Иона и кит, Моисей, спасенный из вод, – символизм прозрачен: речь идет об этой смерти, об этом утоплении, которого удалось едва-едва избежать.

– Ладно, если вы так считаете, это вполне возможно на самом деле. Но знаете, эти символы мне никогда не мешали спать.

– В самом деле? И у вас никогда не было кошмаров?

– Правда, были…

– Вы никогда не просыпались, будучи ребенком, покрытый холодным потом, умирая от страха, прячась под одеяло?

– Но… да, это было.

– А в ближайшем прошлом вы никогда не имели проблем с дыханием?

– С дыханием?

– Не случалось ли такого, что в напряженный момент ваш голос срывался?

– Да, я это должен признать…

– Даже в области, такой близкой и простой, вы видите, насколько ограничена ваша воля. Ваш голос не слушается хозяина. Скажем так даже – он предает вас.

– Боюсь, что придется признать и это.

– А не начинается ли дыхание с рождения?

– Это очевидно. Вы знаете… Вы убедили меня.

Родиться – значит перейти в это измерение, всеобщие колебания и пульсацию, что и является жизнью. И что дыхание утверждает в нас? Это – открыться, отдаться ему, отплыть в путь в хрупком челне, который несет нас теперь от берега к берегу.

Это – участвовать в великом «все». Все, что наполнено дыханием. Сотворение мира – дни, ночи, смена времен года, солнцестояния – это лишь дыхание. И в нас – дыхание затруднено или свободно – вот перемены в нашей жизни.

Не приходилось ли вам говорить: «Да, мне надо поучиться дышать»?

Как будто этому можно научиться! Как ужасно, хотя бы частично, – существование, когда невозможен настоящий смех. Или даже вздох. Знаете ли вы, что психически больные люди не способны глубоко дышать? У несчастных как бы корсет на груди, который лишает их возможности полноты дыхания. Таким образом, свобода дыхания зависит просто от вашей спины, а значит, от позвоночного столба. Малейшая блокировка, малейшее напряжение – и дыхание затруднено. А ваша жизнь испорчена. Вы искалечены. И навсегда.

Когда устанавливается это?

В первые мгновения после рождения. Да, мой друг, не головным мозгом мы помним это событие, а просто спиной. Здесь наши огорчения и страхи. Именно спину надо освободить немедленно после рождения.

Иначе…

27

И наконец, скажем о главном.

– Хорошо, возможно, конечно, что рождение оставляет след и что от результата этого эксперимента зависит дальнейшее поведение, реакции ребенка, вкус, который он почувствовал от своего существования. Но он будет жить в мире насилия, злобы, лжи, он будет жить в джунглях. Так пусть он сразу узнает, в какое осиное гнездо он попал, где закон – съесть или съедят тебя.

Да, верно, наше общество – джунгли.

Один взгляд по сторонам – и волосы от ужаса шевелятся на голове. Перед тем как спросить себя, необходимо ли видеть все в этом свете, надо рассеять одно недоразумение. Дети, рожденные без насилия, избавленные от первого удара по голове, безвольны ли, отуплены ли они или способны противостоять жизни?

В последнем нет сомнения.

Они не агрессивны?

Безусловно.

Но агрессия – это страх, это просто маска, за которой прячется слабость. Сила уверена в себе. Она спокойна, улыбчива. И расслаблена.

Мы придаем большое значение агрессивности, не видя, что это бич, она провоцирует, притягивает удары. Если вы боитесь собаки, она вас укусит.

Счастливы те, кто не агрессивен: мир расстилается перед ними. Но не для того чтобы подпитаться от их слабости, а привлеченный их сиянием.

Вернемся к джунглям.

Это сказано не буквально: мы не встречаем больше на наших улицах тигров и медведей, страх не живет в наших городах. Значит, мы узнали этот страх давно, когда еще жили в лесу.

Но зачем же тащить его за нами теперь? И не ходят ли люди и теперь на рыбалку, на охоту?

Это ведь анахронизм.