Дым

Каждый, казалось, глубоко сознавал собственное достоинство, важностъ своей будущей роли в государстве и держал себя и строго и вольно, с легким оттенком той резвости, того "черт меня побери", которые так естественно появляются во время заграничных поездок. Рассевшись шумно и пышно, общество позвало засуетившихся кельнеров. Литвинов поторопился допить стакан молока, расплатился и, нахлобучив шляпу, уже проскользнул было мимо генеральского пикника .

- Григорий Михайлыч,- проговорил женский голос,- вы не узнаете меня?

Он невольно остановился. Этот голос... Этот голос слишком часто в былое время заставлял биться его сердце... Он обернулся и увидал Ирину.

Она сидела у стола и, скрестив руки на спинке отодвинутого стула, склонив голову набок и улыбаясь, приветливо,почти радостно глядела на него.

Литвинов тотчас ее узнал, хотя она успела измениться с тех пор, как он видел ее в последний раз, десять лет тому назад,хотя она из девушки превратилась в женщину.

Ее тонкий стан развился и расцвел, очертания некогда сжатых плеч напоминали теперь богинь, выступающих на потолках старинных итальянских дворцов. Но глаза остались те же, и Литвинову показалось, что они глядели на него так же, как и тогда, в том небольшом московском домике.

- Ирина Павловна...- проговорил он нерешительно.

- Вы узнали меня? Как я рада! как я... (Она остановилась, слегка покраснела и выпрямилась.) Это очень приятная встреча,- продолжала она уже по-французски.- Позвольте познакомить вас с моим мужем. Vаlеriеn, мсье Литвинов, un ami d'enfance; Валериан Владимирович Ратмиров, мой муж.

Один из молодых генералов, едва ли не самый изящный изо всех, привстал со стула и чрезвычайно вежливо раскланялся с Литвиновым, между тем как остальные его товарищи чуть-чуть насупились или не столько насупились, сколько углубились на миг каждый в самого себя, как бы заранее протестуя против всякого сближения с посторонним штатским, а другие дамы, участвовавшие в пикнике, сочли за нужное и прищуриться немного, и усмехнуться, и даже изобразить недоумение на лицах.

- Вы... вы давно в Бадене? - спросил генерал Ратмиров, как-то не по-русски охорашиваясь и, очевидно, не зная, о чем беседовать с другом детства жены.

- Недавно,- отвечал Литвинов.

- И долго намерены остаться? - продолжал учтивый генерал.

- Я еще не решил.

- А! Это очень приятно... очень.

Генерал умолк. Литвинов тоже безмолвствовал. Оба держали шляпы в руках и, нагнув вперед туловище и осклабясь, глядели друг другу в брови.

- "Dеux gendarmes un beau dimanche" ,- запел, разумеется, фальшиво,- не фальшиво поющий русский дворянин доселе нам не попадался,- подслеповатый и желтоватый генерал с выражением постоянного раздражения на лице, точно он сам себе не мог простить свою наружность . Среди всех своих товарищей он один не походил на розу.

- Да что же вы не сядете, Григорий Михайлыч, - промолвила наконец Ирина.

Литвинов повиновался, сел.

- I say, Valerien, give me some fire,- проговорил другой генерал,тоже молодой, но уже тучный, с неподвижными, словно в воздух уставленными глазами и густыми шелковистыми бакенбардами, в которые он медленно погружал свои белоснежные пальцы. Ратмиров подал ему серебряную коробочку со спичками.

- Аvez-vous des papiros? - спросила, картавя, одна из дам.

- Dе vrais papelitos,comtesse.

- "Deux gendarmes un beau dimanche",- чуть не со скрипом зубов затянул опять подслеповатый генерал.

- Вы должны непременно посетить нас,- говорила между тем Литвинову Ирина.Мы живем в Ноtel dе L'Europe. От четырех до шести я всегда дома. Мы с вами так давно не видались.

Литвинов глянул на Ирину, она не опустила глаз.

- Да, Ирина Павловна, давно. С Москвы.

- С Москвы, с Москвы,- повторила она с расстановкой .- Приходите, мы потолкуем, старину вспомянем. А знаете ли, Григорий Михайлыч, вы не много переменились .

- В самом деле? А вы вот переменились, Ирина Павловна .

- Я постарела.

- Нет. Я не то хотел сказать...

- Irene? - вопросительно промолвила одна из дам с желтою шляпкой на желтых волосах, предварительно нашептавшись и похихикавши с сидевшим возле нее кавалером .- Irеnе?

- Я постарела,- продолжала Ирина, не отвечая даме, - но я не переменилась. Нет, нет, я ни в чем не переменилась .

- "Deux gendarmes un beau dimanche!" - раздалось опять. Раздражительный генерал помнил только первый стих известной песенки.

- Все еще покалывает, ваше сиятельство,- громко и на о проговорил тучный генерал с бакенбардами, вероятно намекая на какую-нибудь забавную, всему бомонду известную историю, и, засмеявшись коротким деревянным смехом, опять уставился в воздух. Все остальное общество также засмеялось.

-What a sad dog you are, Boris! - заметил вполголоса Ратмиров. Он самое имя "Борис" произнес на английский лад.

- Irene? - в третий раз спросила дама в желтой шляпке. Ирина быстро обернулась к ней.

- Eh bein, quoi? que me voules-vous?