Дым

– Не все верили в то, что мы справимся. И гораздо, гораздо больше было тех, – он обводит взглядом коллег, – кто сомневался в том, стоит ли нам вообще ехать. Ради чего, спрашивали они, спускаться в эту бездну грязи и бесчестья, дышать воздухом порока, смешиваться с чернью? Зачем отравлять нашу кровь их похотью, злобой и алчностью?

Для пущего эффекта Ренфрю выдерживает паузу. Чарли зачарован его руками: небольшие, правильной формы, они покрыты веснушками и тонкими рыжеватыми волосками. Когда наставник говорит, руки пляшут перед его торсом.

– Ответ таков: нам следовало поехать, потому что в будущем это может потребоваться снова.

Ренфрю гасит возмущенный ропот прежде, чем тот успевает набрать силу.

– Два часа назад, когда мы покидали город, все видели нескольких джентльменов, шагавших по улице с чертежами в руках. Это инженеры, которым поручено перестроить канализацию. Да-да, лондонскую канализацию. Самое грязное место в грязном городе, место, где скапливаются все нечистоты и отходы. Они делают это не из нужды, не ради выгоды, не потому, что связаны контрактом. Они делают это, потому что так надо. Потому что они, как и вы, джентльмены из лучших семейств страны. Потому что они, увидев выгребную яму, хотят вычистить ее, улучшить, переделать. И вот им приходится пребывать в центре Лондона днями и неделями. Они вынуждены вдыхать городской дым и преодолевать инфекцию. Они вынуждены мириться с тем, что их чувства и разум замутнены, кожа покрыта грязью, одежда превращается в тряпье. Они должны противостоять соблазну, должны бороться со слабостью – даже во время сна. Но они джентльмены, и они сильны. И с каждым приездом в город они становятся все сильнее и целеустремленнее, все тверже в своих убеждениях. Вы – такие же джентльмены. Выучившись на инженера или врача, политика или чиновника, ученого или архитектора, вы все будете призваны на службу стране и станете улучшать жизнь тех жалких грешников, которых нам сегодня довелось лицезреть. Когда придет этот день, не прячьтесь от ответственности. Не прикрывайтесь страхом, стремлением к благополучию или притворным неведением. Когда придет этот день, достойно ответьте на зов долга. Я знаю, вы сможете.

Ренфрю внимательно оглядывает лица слушателей. Его уверенность действует на них как сила. Как дым. Она переносится по воздуху и вживляется в их кости.

– Я… Мы – отвезли вас сегодня в Лондон, чтобы вы увидели все своими глазами. Инфекцию нельзя объяснить. Ее необходимо почувствовать. Сегодня она страшит вас. Вы ощутили ее могущество и дрогнули. Но завтра – завтра вы встретитесь с ней как с врагом. Завтра вы станете думать о том, как изменить положение дел. Как сражаться с ней. Это ваш долг как христиан. Как мужчин, сказал бы я. Ибо вы возвращаетесь из Лондона, и значит, вы больше не дети.

Последнее утверждение вызывает восторженный вопль, настолько мощный, что удивлены сами вопящие. Даже Томас, стоящий рядом с Чарли, поддается общему настрою и троекратно кричит «ура!». А вот Джулиус, напротив, держится особняком, и это странно. Чарли наблюдает, как тот мнется в стороне ото всех – с замкнутым видом, кусая губы.

Ренфрю не растягивает момент торжества: он утихомиривает учеников, выводит их на платформу, потом за пределы вокзала – туда, где уже дожидается вереница экипажей. После затяжных холодов в воздухе чувствуется оттепель. С запада дует теплый ветер, медленно тает снег, и в лужах отражаются фонари.

Обратно Ренфрю едет не с учителями, а в том экипаже, где сидят Чарли и Томас. Он забирается внутрь и, приподняв фалды пальто, втискивается между ними совсем как подросток – такой же, как они. Остается только подвинуться. Все разговоры тут же стихают. Из-за оттепели дорогу развезло, и лошади тянут медленнее, поскольку каждый оборот колеса требует добавочных усилий. Мягкое покачивание вместе с теплом от недавнего купания убаюкивает юных пассажиров, одного за другим. Чарли, отделенный от Томаса жестким корпусом учителя, не решается перегнуться через Ренфрю и посмотреть, не заснул ли его друг. Он старается увидеть Томаса уголком глаза, но в поле зрения попадают только скрещенные ноги, неподвижно стоящие на полу ступни да вытянутые по бедрам руки. Уже довольно долго со стороны Томаса не заметно ни малейшего движения, и Чарли очень удивлен, когда слышит его голос:

– Дым – это болезнь.

Застигнутый врасплох, Чарли не сразу соображает, что слова друга обращены не к нему, а к Ренфрю и что это вопрос, а не утверждение.

Подобно Томасу, Ренфрю говорит едва слышно, не поворачивая головы и не шевеля руками, которые покоятся на рукояти трости, зажатой между коленями. Чарли посещает странная мысль: наставник сел к ним в экипаж именно для того, чтобы поговорить с Томасом.

– Нет, – говорит Ренфрю. – Дым – не болезнь, как и жар – не грипп. И то и другое – лишь симптомы.

– Дым – это симптом, – повторяет Томас медленно, осторожно. – Все равно, дым не от Бога.