– Чем обязан? – Рон приставил козырек ладони к глазам, защищаясь от света назойливого фонаря.
– Странное время для прогулок, – хмыкнул полицейский, осматривая его с головы до ног. Взгляд его задержался на шикарном воротничке – фетише «золотой молодежи». – Ты здесь живешь?
– Ага, во-он там, – махнул рукой Рон.
– Кто-то запалил сигнальную лампу. Сказал, что увидел чью-то тень.
– Тень?
Служитель порядка нахмурился и снова уставился на воротник Рона. Не вынимая руки из кармана, Рон схватился за амаринт. Если «алых» уболтать не удастся, придется задать стрекача. И тогда ему в спину нацелятся три пистолетных дула. Амаринт даст ему одну минуту форы. Рон скользнул взглядом за спину полицейского, оценивая его напарников. Ничего, прорвемся.
– Там – это где? – поинтересовался блюститель закона, опуская фонарь.
– Там – это где свет, – мотнул головой Рон в сторону двух освещенных домов.
– Ладно, ступай, – разочарованно протянул полицейский, словно Рон нанес ему смертную обиду, решив прогуляться на сон грядущий. – И лучше сиди по ночам дома, сынок. Нечего шлындать тут, время наше попусту тратить.
Благонравно кивнув полицейскому, Рон расслабленной походкой отправился восвояси.
Но лишь только свет полицейского фонаря поглотила тьма, он бросился во двор, приподнял крышку канализационного люка и нырнул в водосток.
3
Сэндис вздрогнула и проснулась. Кровь бешено стучала в висках, словно она слишком глубоко занырнула. Глаза горели. Дыхание перехватывало, и каждый вдох давался ей с неимоверным трудом. Протянув руку, она нащупала кувшин, перелила его содержимое в чашку и выпила все до последней капли.
Боль и напряжение потихоньку отпустили. Сэндис помассировала шею. Чуть слышно хрустнули позвонки. Коротко подстриженные, до подбородка, волосы упали ей на лицо. Желудок мучительно сжался. Пристально вглядываясь в темноту, которую прорезала лишь бледная, выглядывавшая из-под двери полоска света, Сэндис, успокаивая себя, пробормотала:
Невозможно привыкнуть к страданиям, причиняемым вселяющимся в тебя Духом. Сэндис, по крайней мере, привыкнуть не могла.
Она повалилась на кровать, прислушалась к дыханию вассалов и вдруг уловила сдавленный, но отчетливо прозвучавший в ночной тишине крик. Крик, эхом прокатившийся по коридору.
По коже пробежал мороз. Зарывшись в подушку, она твердила, как заведенная:
Она закрыла глаза, пытаясь уснуть, но зов Ирета – она нисколько не сомневалась, что это Ирет взывал к ней, – упрямыми молоточками стучал в ее голове, отгоняя сон. Который час? В спальне вассалов часов не было. Как и свечей и ламп.
Кричал мужчина.
Сэндис приподнялась, прищурилась, вглядываясь во тьму. Кровати в спальне образовывали что-то вроде подковы: они стояли достаточно близко, но не впритык друг к другу. Вассалы, лежавшие на соседних койках, располагались «валетом»: один спал головой к центру, другой – ногами. Кровать Сэндис размещалась у самой двери, от нее полукругом расходились кровати Элис, Кайли, Хита, Риста и Дара.
Сощурившись так, что заслезились глаза, Сэндис скрипнула зубами, перекатилась с постели на пол, встала на четвереньки и поползла. Ее туника развевалась на сквозняке. Вассалы всегда спали в дневной одежде, которая у всех была почти одинаковой – полотняные штаны и, для девушек, мешковатые туники с наглухо закрытым воротником и открытой спиной. Сэндис чувствовала, как ветерок ласкает золотую стигму у нее на позвоночнике.
Кровать Хита оказалась пуста.
Сэндис замерла, беспокойно облизала губы.
Вполне возможно, Хит вместе с Кайзеном. Хотя обычно Сэндис просыпалась, когда Кайзен и этот его мерзкий кореш-коротышка Голт входили в спальню, чтобы призвать одного или нескольких из них.
В голове ее раздались слова обмирающего от страха Хита.
Сэндис, все так же на карачках, метнулась к своей постели и застыла, сидя на пятках и не сводя глаз с двери.
Вассалам запрещалось покидать по ночам спальню даже для того, чтобы сходить в туалет: для этого в углу находилось ведро.
Снова раздался крик – приглушенный и отдаленный, но Сэндис взвилась будто пружина.