Дым и металл (СИ)

Нахмурившись, я поднимаю голову. И действительно, она трясет небольшой пачкой налички, зажатой между большим и указательным пальцами.

— Тут немного, но этого должно хватить на еду.

Я колеблюсь, но затем беру у нее деньги и засовываю их в карман.

— Где ты их взяла?

— У меня дома есть маленькая баночка, где я храню деньги. Время от времени у меня появляется свободный доллар. Вот откуда они.

Так чертовски мило. Я улыбаюсь ей, не в силах сдержаться.

— На что копишь?

Она пожимает плечами.

— Ничего особенного... может, на мороженое в жаркий летний денек или на новую пару обуви, когда старая изнашивается.

Удивительно, как работает простота — как она передается от человека к человеку. Мне никогда не приходилось экономить. Ни единого дня. У меня всегда были деньги, но Эмили — полная противоположность. Каждый сэкономленный доллар она планировала и берегла.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает она, и я слышу беспокойство в ее голосе.

Потому что я считаю, что ты самый милейший человек на планете.

Она ненавидит, когда кто-то испытывает жалость к ней или ее жизни. Я не виню ее. Котенок храбро сражалась, чтобы быть там, где она сейчас. Ее сила и достижения — это нечто удивительное. На хер любого, кто жалеет ее, и на хер меня за то, что подумал, будто она какая-то бродяга, которую нужно спасти. Эта девушка сильная. Она женщина, которая не нуждается в герое. Она женщина, которая может позаботиться о себе.

Я качаю головой.

— Да так... Мороженое с каким вкусом ты любишь?

И вот так запросто ее оборонительный взгляд тает, а улыбка появляется на красивых губах.

— Ванильное… шоколадное, нет, подожди... Может быть, клубничное. Ох, но я действительно люблю шоколадное.

Я моргаю. Ну, это, должно быть, самая запутанная штука, которую я когда-либо слышал. Я хмурюсь.

— Ладно... итак, шоколадное?

Эмили скрещивает руки на груди и прикусывает нижнюю губу.

— Естественно, шоколад — отличный выбор.

— Ты уверена? Потому что у меня такое чувство, что настанет конец света, если я ошибусь со вкусом.

Она улыбается, и я тоже начинаю улыбаться.

— Знаешь что? Почему бы тебе не выбрать вкус? И проблема выбора свалится с моих плеч.

— Ты уверена? — спрашиваю еще раз.

Она отступает от машины.

— Да, уверена. Увидимся, когда вернешься.

Я киваю и улыбаюсь.

— Чудненько. Тогда увидимся.

Перевожу свой взгляд на рычаг переключения передач за мгновение до того, как чувствую ее пальчики, слегка сжимающие мое предплечье. Я поворачиваю голову в ее сторону и вижу умоляющий взгляд карих глаз.

— Не задерживайся сильно, ладно?

Есть определенная красота в уязвимости, которую ты не можешь наблюдать больше нигде. Ее уязвимость говорит мне о многом. Из-за нее в моей груди происходят странные вещи, например — кровеносные сосуды превращаются в порхающих бабочек.

— Ладно.

Она задерживает руку на короткий момент, и я позволяю себе это. Я даже подумываю накрыть ее ладонь своей, но не делаю этого.

Секунду спустя Эмили отстраняется, и я дергаю рычаг переключения передач. Затем поворачиваю ключ в замке зажигания и нахожу кнопку, открывающую гараж. С громким скрипом ворота открываются, и я выезжаю.

Смотрю в зеркало заднего вида, пока съезжаю по каменистой дорожке, и вижу Котенка, нервно кусающую свои пальцы. Я наблюдаю за ней примерно три секунды, а затем еще раз нажимаю на кнопку и ворота гаража медленно начинают закрываться. Ненавижу вот так оставлять ее одну, но не могу рисковать и брать ее с собой. Закрываю окно и крепко хватаюсь за руль руками. Мне нужно быть очень осторожным... Если меня поймают, то отследят по машине домик у озера и схватят Котенка. В любой другой ситуации, никогда бы так не рисковал, как сейчас, но я скорей умру, чем позволю произойти плохому с моей сестрой.

Она — это единственное, что осталось у меня от семьи. И я сделаю все возможное, чтобы защитить ее.

* * *

Не могу остановить дрожь в пальцах. Она вынуждает меня тыкать на неправильные кнопки чертового таксофона, и мне приходится начинать сначала. В конце концов, у меня получается. В первый раз никто не поднял трубку. Словами не могу объяснить, как от страха и тревоги я не мог вздохнуть полной грудью. Поскольку я упрямый, то звоню еще раз. Каждая цифра, на которую нажимаю — стопроцентная пуля в лицо Черепа.

Гудок, гудок.

Гудок, гудок.

Гудок, гудок.

Я закрываю глаза и молюсь Богу, в существование которого даже не верю, чтобы Джессика ответила на звонок. Я знаю, что не ошибся номером. Этот номер я набирал миллион раз, став ее единственным опекуном.

Каким-то чудом, она, наконец-то, отвечает:

— Алло?

Я резко распахиваю глаза, когда на том конце линии слышу громкую музыку. Вечеринка. Ну, разумеется. Думаю, что Талия так же «хороша» в правильном воспитании, как и я.

— Джессика?

Музыка становится тише, так как она, несомненно, вышла в более тихую комнату.

— Джай? Это ты?