Эмили с легкостью ведет меня по зданию. Ей комфортно среди потрескавшейся краски на стенах и кое-где отсутствующей плитки на полу. Пока мы идем, я заглядываю в совершенно пустые коридоры и моргаю всякий раз, когда мерцает лампочка. Нет никого, кто мог бы остановить нас, никого, кто может попросить предъявить удостоверение или выяснить, куда мы направляемся. Это ставит меня в тупик. Что, если бы мы были убийцами? Я содрогаюсь от этой мысли. Есть ли дети в этом здании? Если есть, то как насчет них? Здесь нет детских площадок, нет травы или деревянных качелей.
— Ты выглядишь очень встревоженным, — замечает Эмили, отвлекая меня от раздумий.
Она смотрит на меня через плечо в тот момент, когда я в ужасе отвожу взгляд от судебного предупреждения о запрете на двери, которую мы прошли секунду назад. Крепко прижимаю руку к телу, пока мы поднимаемся по лестнице. Я предпочел бы облизать поручень эскалатора в аэропорту, чем прикоснуться к этому.
— Странное место, — признаюсь я, выглядывая за перила лестницы, по которой мы поднимаемся. И я не шучу. Внизу куча мусора.
Не хочу заставлять ее чувствовать себя плохо из-за того, где она живет, но… да бросьте. Это не дом. Это гребаная свалка. Нет, это даже хуже, чем помойка. Это что-то отвратительное, что нужно снести нахер.
— А вот и дом, — заявляет она слегка гневно, поднимаясь по бетонной лестнице (да,
Я поджимаю губы. Как говорится:
Поднявшись на шестой этаж, Эмили направляется к тонкой, цвета красного дерева фанерной двери. Прямо в центре приклеено уведомление о выселении. Это дверь в ее квартиру.
Тяжело вдохнув и опустив плечи, она выдыхает.
— Думаю, я должна была это предвидеть. Прости, Сью.
— Сью? — переспрашиваю я, приподняв бровь.
— Настоящий арендатор — моя соседка. Она умерла после того, как я въехала.
— Отстой. — Я морщу нос. — Ее же сейчас там нет?
Эмили фыркает, сорвав бумагу с двери и комкая ее.
— Нет.
— Ты сбросила ее через перила?
Она ухмыляется и внезапно ее глаза игриво загораются.
— Я
Достаточно честно. Я поднимаю руки в знак поражения.
— Не скажу больше ни слова. Обещаю.
Прислонившись спиной к перилам, я наблюдаю, как она дергает ручку и толкает дверь. До сих пор мне и не приходило в голову, что у нас нет ключа.
— Немного веры, Стоун, — смеясь, заявляет Эмили. — Я смогу запустить нас внутрь.
Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда она поворачивает и тянет дверную ручку вправо, а затем сильно ударяет в левый нижний угол двери. Дверь запросто распахивается и врезается в стену. Она ухмыляется через плечо. Это было бы чрезвычайно сексуально, если бы я не был так потрясен.
— Ну и?
— Ну, я не знаю, то ли впечатляться, что тебе удалось открыть дверь, то ли встревожиться, что ты живешь здесь. Господи, — я отталкиваюсь от перил и подхожу к ней, — удивлен, что ты еще жива.
— Я сильнее, чем выгляжу, — заявляет Эмили и заходит в свою квартиру.
Я следую за ней и замираю, когда попадаю внутрь. Я стою в кухне
— Странно, но я больше не чувствую себя здесь как дома, — бормочет Эмили, осматривая помещение.
— И это произошло только сейчас?
Осматриваюсь вокруг, и мой взгляд падает на открытую пачку презервативов, лежащую на самом маленьком холодильнике, который я когда-либо видел. Я игнорирую неприятное чувство, образующееся под ребрами. Что она делает — или
— Хочешь подождать…
— Снаружи? — выдыхаю я, не заметив, что задержал дыхание. — Да. Даю тебе десять минут. Затем мы должны уходить.
Она кивает, я же разворачиваюсь и покидаю комнату. За пределами маленькой обувной коробки, называемой квартирой, я сползаю по стеночке и сажусь. От этой позы моя спина болит и ноет грудь, но ноги горят от облегчения. Я хочу остановиться. Не могу подгонять себя и дальше. Я закрываю глаза лишь на секунду, и тело расслабляется, не особо сопротивляясь.
Эмили
Указательным пальцем я скольжу по кнопке с нулем, и каким-то чудом идет соединение. Несколько минут назад я решила позвонить в свою больницу. Полагаю, не повредит дать им знать, что на данный момент происходит в моей жизни. Когда все закончится, я не хочу остаться ни с чем. Сестринское дело — это все, что у меня есть.