— Да без проблем, — он снова взмахнул синим листочками — сигнал, значащий, что ему пора бежать. И направился в звуковой павильон.
Иногда ложь действительно бывает во благо.
Пословица этого тысячелетия, честное слово.
Подойдя к мониторам, он отдал Питеру правку. Режиссер быстро просмотрел ее, после чего вернул Тони два экземпляра, отдав остальное Тине:
— Передай это папаше и мамаше. И скажи, чтоб выходили через… Сордж!
Режиссер- постановщик отвлекся от рассчетов траектории ходьбы Алана, которую он обеими руками чертил в воздухе длиными прочерками.
— Сколько еще?
— Vingt, — Сордж, не знавший, что стоит под вратами в другой мир, пожал плечами. — Vingt-cinq.[2]
— Лучше двадцать, — Питер снова повернулся к Тони. — Скажи, чтоб выходили через двадать минут. И передай, что фактически они уже знают все новые реплики.
— Правда? — это звучало подозрительно.
— Будь подипломатичней.
— А, конечно, — значит, нет.
— И проследи, чтобы они пришли вовремя.
— Конечно.
Он умел быть дипломатичным. Сверив часы с временем, бегущей строкой показывавшимся на мониторе, он направился обратно к гримеркам. Скорее всего, с макияжем уже закончили, да и все равно гримерки были по пути.
Воспоминания заставили его сердце застучать чаще. Тони напомнил себе, что тени больше нет, позавидовав при этом амнезии Ли. Тень, которая пришла сюда, была уничтожена. Им лично.
Дверь в гримерку Кэтрин — Никки — так никто и не повесил на место. Мамаша и папаша — он даже не стал смотреть их настоящие имена, все равно после обеда их здесь больше не будет, если все пройдет нормально — заняли две крайних комнатки. К счастью, обе двери были открыты, потому что Тони внезапно осознал, что не смог бы в них постучаться. Папаша читал газету. Мамаша засела за ноутбук.
Их тени были серыми и размытыми.
Он прочистил горло и протянул им страницы:
— Вот правки диалогов. Режиссер хочет, чтобы вы это запомнили и пришли на на площадку через двадцать минут.
— За двадцать минут? — мамаша выглядела перепуганной.
Тони взглянул на верхнюю страницу:
— Большая часть изменений касается реплик Алана. Детектива Чанга. Он обычно все разъясняет, поэтому сценаристы меняют его реплики. Скорее всего, они сменили пар ваших ответов, — он успокаивающе улыбнулся, отдавая им листы. — Ничего такого.
— Я-то знаю свой текст.
Газета резко опустилась:
— Хочешь сказать, что я — нет?
— Я не о тебе говорила. Господи, Фрэнк, хватит уже, — она просмотрела страницы и нахмурилась, грим на ее лбу пошел трещинками. — Мы снимаем все четыре страницы сегодня?
— И желательно до одиннадцати утра, — ответил он, проверяя список. Ее звали Лаура. Раз уж он услышал одно имя, то ради справедливости надо уточнить второе. — Затем еще три до обеда и семь днем. Только постучите по дереву, — он протянул руку к стенке комнатушки. — Мы и так опаздываем.
Оба актера посмотрели в сторону дальней гримерки.
— Из-за… нее?
— Никки Ваг.
— Да, конечно, — Фрэнк вышел из гримерки, чтобы посмотреть поближе, — это произошло там, да?
— Да.
— Она ведь не умерла от чего-то заразного?
— Нет. Ничего заразного.
— Я слышала, ее всю перекосило, — Лаура встала рядом со своим временным мужем. — Тоже мне, сердечный приступ.
— А я слышал, это из-за наркотиков.
Тони взглянул на часы. Еще пятнадцать минут до того, как ему предстояло отвести их на площадку. Он не выдержит пятнадцать минут этих трагических перешептываний. Потому что он
— Извините, мне надо еще кое-что сделать. Я вернусь за вами.
— Конечно, Томми…
— Тони.
— Да, конечно, — Лаура повернула голову в сторону, откуда раздавался голос Сорджа, его безошибочно узнаваемая смесь английского и французского эхом отдавалась от высокого потолка. — Полагаю, не заблудимся.
— Это входит в наши услуги, — он кое-как выдавил улыбку и сумел сохранить ее на лице, пока не добрался до выхода. За его спиной мамаша и папаша — Лаура и Фрэнк — перешли к активной болтовне, за сплетнями забыв о правках диалогов.