Дым, невидимый убийца

Комета воплощала образ всего неприятного, что только может быть связано с миром. Фашизм, педофилия, черные хирурги, шлюхи-невесты, сутенеры-наркоторговцы, террористы-взрыватели, алкаши-мужья, шизофренички-жены…

Нострадамус, узрев все это, решил больше никогда ничего не писать.

А Оппи, досмотрев сон (а они бывали у него совсем не часто), проснулся едва ли не со скрежетом нутра.

Кибер-ментяра отлип от потолка (Оп обычно пребывал в спящем режиме именно там), а затем распространился по полу квартиры, как сотня электронных тараканов.

Теперь ему кое-что становилось понятным. Почти…

Войдя в рабочий кабинет, Оппи сразу засек то, что в неизменном шкаф-хранилище дел совершенно точно отсутствует папка со стрельбой в парке.

Что за ерунда?!

Филат Хмель, как обычно, полулежал на столе с подвижной основой, рискуя уехать, к примеру, в женский туалет управы в любой момент.

Оп на этот раз не стал иронизировать:

– Проснулся, детектив! – скомандовал киборг (сегодня он представлял собой пластиковый холодильник с радиатором плюс бензопилой). – Куда подевалось дело о парковом маньяке?!

– О ком? – напарник-алкаш продрал глаза и крайне удивленно вперился ими в Оппи. – Тебя закоротило, что ли?

Оппи не поверил соответствию внутреннего протокола. Это была какая-то херня.

– Маньяк со снайперской винтовкой убил девять человек, а ты этого не помнишь? Белая горячка, здравствуй?

– Ей, железяка! Очнись! – Хмель на полном серьезе не разделял служебного рвения со стороны напарника. И он был не пьян. По крайней мере не настолько, чтобы не помнить.

– Ты не понимаешь… – прошептал искусственный интеллект, выходя из кабинета.

15

Милый до этого не понимал, как легко написать рассказ. Парень вообще не написал ничего крутого, за исключением нескольких «начал» вполне себе дурацких книжек.

И это все он проделал будучи студентом психжурфака. Непозволительная гордость (сказали бы дуры из какого-нибудь педсовета). Но Милый упрямо верил в свой слог. Парню грезилось, что именно он «смогет», как говорили у него еще в школе, придумает, напишет нечто такое, чего еще никто не сумел сделать…

А на бумаге (как он позднее понял) уже сумели сделать вообще все. Особенно дерьмом.

Вот тогда-то Милый и встретил ее. Красавица-блондинка (хотя бы для него) по имени Миа. Она словно внедрила в него счастье.

Но самое удивительное заключалось в том, что она его как бы не помнила.

Мианну заинтересовал этот парень-писатель. Будь бы он богатым, блондинка без раздумий оказалась бы в его кровати. Впрочем, Мие он все-таки нравился таким, каким был: действительно милый, немного скромный, но, похоже, настойчивый (если до дела дойдет).

Домашняя попробовала представить этого цеплялу-парня голым. Получилось. Ей даже понравилось. Девушка приятно намокла там, внизу.

Мианна легла на диван, чуть раздвинула ноги, начала себя мягко ласкать. В голове мелькал Милый, его член, мошонка и упругая задница, наверняка именно такая. Кончила девушка уже на образы каких-то абстракций… Если бы он сейчас был бы с ней!

Чуть отдышавшись, Домашняя включила телевизор, прозрачно висевший у стены. Скорей это была просто голограмма экрана, появлявшаяся из плоского пластика на подставке.

По телеку сначала шла полнейшая фигня, но потом Мианна, переключая потоки, наткнулась на кошмарное ток-шоу, в котором какая-то дура крикливо кичилась оттяпанной половиной состояния престарелого, как она выражалась, импотента-миллионера. На другом канале морозные зомби четко давали понять, как не надо снимать фильмы ужасов. Еще через канал впаянный в «летучую» машину автогонщик лихо обходил соперника на повороте. А затем чуть опешившие документалисты-исследователи наткнулись на следы вислобрюхого чудища, живущего преимущественно под гладью озер. Уже после нее (этой глади) слезливая мелодрама дарила счастье долгожданного поцелуя главных героев. Потом реальные кадры демонстрировали казнь в газовой камере: паникующего преступника обволакивал по виду адски холодный дым. Миа поспешно переключила изображение: прекрасная женщина в летящем, почти прозрачном платье рекламировала смуглый загар, добытый на попсовом курорте благодаря именно такой-то фирме-туроператору. Дальше вместо красотки на Мианну уставилось дуло снайперского ружья, в прицел которого с высокой крыши смотрел киношный маньяк-психопат, методично выцеливая жертву.

Почему-то испытав новый «французский» укол уже виденного, Миа опять вспомнила о Милом. И задумчиво продолжила играться пультом.

Плоская лампа светила прямо в глаза. Паренек все скулил и скулил. Дерьмо на его ногах уже почти засохло. Но страх так и не отступал.

В бункере (или подвале) было прохладно, чуть сыро. Черный человек стоял у кирпичной стены, глаза его тлели углями. Он и являлся причиной страха.

Он не был черным – его грим «утверждал», что он таков. По-настоящему парню (похищенному, а затем привезенному сюда) чудилось, что вся эта ситуация – лживый кошмар, ненастоящий в своей сути. Он, конечно же, ошибался.

На пареньке были надеты только трусы и майка, уже провонявшая холодным потом.