Дым от последней сигареты (СИ)

— Если ты так ждал нас, то мог бы и позвонить, — от злости сжимая кулаки, достаточно громко возмутилась девушка, смотря на вполне спокойного демона в нескольких метрах от неё и от Винчестера. Охотник захотел взять «подругу-по-преступлению» за руку, чтобы та немного остыла, но она лишь отстранилась от него. — Ну, посмотри на меня, пап, — в её раздраженном голосе даже слышалась печаль, которую она просто ненавидела, как и другие «трогательные» человеческие эмоции. — Или совесть замучила?..

— Не ожидал тебя увидеть, Холли, — довольно спокойно ответил Каин и уверенно поднялся на ноги, глядя прямо в её обиженные карие глаза. — Я не буду ни оправдываться перед тобой, ни убивать тебя. Ты… не заслужила такого отношения к себе, — от этой фразы девушка наигранно усмехнулась и перевела негодующий взгляд на молчавшего Винчестера.

— До того, как мы с тобой поссорились, ты вёл себя совершенно по-другому. Неужели ты бросил меня, пятнадцатилетнюю, только из-за того, что я хотела узнать правду и вернуть свои законные способности, которые ты запечатал? — Лика прикусила нижнюю губу и оставалась стоять на том же месте, не решаясь приблизиться к отцу. Её просто переполняли самые неприятные и прескверные чувства. — Ты должен был просто объяснить мне, как их высвободить, а не исчезать. Не уходить от своей единственной дочери! Я так много просила? Я хотела лишь того, что принадлежало и принадлежит мне и по сей день.

— Я ни за что не позволю тебе, Холика, пользоваться такой мощной и неукротимой силой, — ещё с самого детства он хотел уберечь дочь от её же способностей антихриста, прекрасно осознавая, что с ними к ней придет огромная и тяжёлая ответственность, к которой та не готова. Но для Лики этот факт значил гораздо меньше, чем просто ничего.

— Хорошо. Прекрасно, папочка, — она показательно развела руки в стороны и нагло улыбнулась уголками губ, не отрывая от него взгляд. — Катись в Ад. Я ненавижу тебя, — специально делая паузу после каждого слова, заявила девушка и поспешила уверенным шагом покинуть помещение, громко хлопнув входной дверью.

Когда она вышла на улицу, где уже начинало темнеть, то сразу ощутила холодный ночной ветер, вызывающий мурашки на коже. Но ей было совсем не до этого: пылающая в груди обида разжигала её эмоции всё сильнее. Направляясь обратно к «Импале», девушка неаккуратно ломала мешающиеся ветки у неё на пути и пыталась справиться с нарастающим в душе гневом, пиная листья в разные стороны. Холика злилась не только на своего отца, но и на испытываемые чувства. Она еще с самого детства считала, что эмоции и являлись главными убийцами всего человечества, поэтому всегда ругала себя, если давала слабину.

Её не отпускала мысль, что с силами она бы, скорее всего, ничего не чувствовала. По её мнению, жить без эмоций стало бы гораздо легче и правильнее, ведь из-за них за всю историю было совершено столько глупых и необдуманных поступков. Но Холли никогда не брала во внимание то, что принесли людям их чувства, которые порой бывают не самыми радостными. Она считала, что все произведения искусства, искренние признания, героические поступки, бесценные романы и поэмы не стоили того, чтобы испытывать эмоции. Для неё всё это являлось лишь плодом развитой фантазии и слабости. Лика всегда утверждала, что настоящей любви никогда не существовало, и могла посмеяться над теми, кто сказал бы иначе.

— Твою ж мать! — переходя в крик, выругалась она, когда осознала, что машина была заперта. Затем девушка из-за порыва гнева пнула колесо «Импалы», но моментально пожалела об этом поступке, вновь проклиная весь мир. — Не жизнь, а дерьмо…

Достав из сумки предпоследнюю сигарету и облокотившись на автомобиль, она решила тем самым немного расслабиться, но даже её любимое средство от переизбытка эмоций в этот раз не помогало. Лика ненавидела это мерзкое и холодное ощущение безысходности и разбитости. Почувствовав, что на глазах уже наворачивались слёзы, девушка подняла голову вверх и взглянула на темнеющее небо, в некоторых местах окрашивающиеся в фиолетовый или розовый цвет. Само солнце на горизонте из-за леса вокруг видно не было, из-за чего её настроение упало ещё сильнее.

— Только попробуй заплакать, — настойчиво проговорила она сама себе, струёй выдыхая табачный дым, и добавила: — Я тебя убью.

***

1862 год

Неподалёку от той деревушки, посреди темных невысоких деревьев и кустов, находилось старое и мрачное кладбище, где виднелось всего лишь несколько каменных надгробий, ведь местные жители не отличались особым богатством. Обычно там просто стояли деревянные таблички с неаккуратно выцарапанными именем и годами жизни погибшего. Это место люди часто обходили стороной, и увидеть там кого-либо было крайней редкостью. Но в тот день там, на сырой и грязной траве, в полном одиночестве сидела восьмилетняя девочка.