Дым отечества

— Ну, уж отечество-то уж ни в каком случае не «так сказать, правительство». Правительство — это часть отечества. Отечество — весь народ, а правительство — только часть его. Поняли?.. Впрочем, я не удивляюсь, что вы плохо разбираетесь в этих терминах и отождествляете их…

— Конечно, где же мне знать, — притворно-унизительно проговорил Брызгин, — я в седьмом классе гимназии не был.

— Уж не знаю, где вы были, но только не уясняете себе различия в двух несходных терминах…

— Ну, хорошо, хорошо-с! Извольте заниматься…

В этот вечер писцы угловой комнаты разошлись настроенными на особый лад. Каждый из них в душе радовался смелости Черномордика.

— Вот это так я понимаю — смелый человек этот Черномордик, — говорил Ватрушкин.

Блузин и Флюгин молчали, размышляя о том, когда же они будут такими как Черномордик.

V

Две жизни как два встречных ветра увлекали Черномордика, но он знал, во власть которой из них отдаст свою судьбу.

Вставая утром, он вспоминал о палате, куда надо было спешить, и говорил сам себе:

— Ну, «копчушка», полезай в короб, коль назвался рыбой!

Раздеваясь в вестибюле губернских присутственных мест, он задавался вопросом: «Чем бы мне сегодня досадить этому Брызгину? Разве притвориться человеком глупее его и разыграть пошлейшую сцену?..»

И он чем-нибудь сердил столоначальника.

По вечерам начиналась иная жизнь. Возвращаясь домой, Черномордик весело выкрикивал:

— Скоро я каждый вечер буду ставить свечу за упокой души милейшей тётушки! В такую помойную яму она меня всадила…

— Коля, перестань! — просила его мать. — Ну, а вдруг тётя Настя услышит твои шутки? Ей очень это не понравится!..

В домашней обстановке Черномордик не всегда отдыхал душевно. Собственно, ни с матерью, ни с братьями-юнкерами он не имел ничего общего, а подчас даже и тяготился их средой.

В городе, вот уже года три существовал кружок молодёжи, к которому примыкал Черномордик, ещё будучи гимназистом, и с которым не порывал связи и в период своего «копчения», как выражался он в палате.

К кружку молодёжи примыкали гимназисты, гимназистки и даже епархиалки. Заметными членами кружка являлись бывшие студенты, волею судеб вынужденные прозябать за пределами университетского города.

Появлялись в кружке ещё и люди приезжие из группы «Безымянной Руси».

К этим людям кружок молодых людей относился как к учителям жизни, и с каждым их появлением союз молодых людей увеличивался численностью, креп и заводил связи на стороне.

Осенью памятного для России года, когда проснулось всё общество, кружок молодёжи явился в городе самым чувствительным аппаратом для восприятия новой жизни.

Освободительные лозунги из центров доносились на окраины и здесь попадали на благоприятную почву.

В период петиций и банкетов, в глухом городке так же писались петиции и так же как в других местах устраивались банкеты.

Телеграфные проволоки принесли весть о телеграфной забастовке, и первыми в городе забастовали почтово-телеграфные служащие, за ними потянулись приказчики и закрыли магазины.

Забастовали земские служащие, началось брожение среди учителей… Но их опередили забастовавшие гимназисты и гимназистки.

И Черномордик в числе других принимал самое горячее участие в общем движении.

Свою работу перенёс он и в палату, но на первых же шагах он разочаровался.

Из всего численного состава губернских присутственных мест навстречу предложению Черномордика пошли только три чиновника из университетских, один ветеринарный врач и несколько наборщиков из губернской типографии, а из угловой комнаты подходящим человеком Черномордик считал только одного Ватрушкина.

— Николай Николаевич, я давно видел несовершенство жизни, — говорил Ватрушкин Черномордику, — но только, что же я мог поделать?

— А надо бы вам было работать над самообразованием. Недурно бы было и примкнуть к какой-нибудь организации.

— В сельские учителя я хотел, да экзамен не выдержал, — печально говорил Ватрушкин.

— Давайте заниматься, я вас и в учителя подготовлю, — уверенным тоном говорил Черномордик, и Ватрушкин не сомневался в словах юного писца из бывших гимназистов.

Когда Черномордик рассказал Ватрушкину о пользе союза чиновников, последний патетически восклицал:

— Вот, вот!.. И я тоже давно думал об эксплуатации чиновников начальством, да только боялся говорить об этом… А вы вон как смело говорили… Брызгин, этот дьявол порядочный. Доносчик он, обо всём доносит начальству.

Собственно, Ватрушкину хотелось рассказать Черномордику о том, что он знал, а он знал, что в течение двух последних недель Брызгин несколько раз побывал в кабинете его превосходительства, и последнему уже всё известно о Черномордике.

VI

Ватрушкин не ошибся: через два дня Черномордик был вызван в кабинет управляющего палатою.

Генерал принял родственника своей знакомой строго и сухо, стула ему не предложил и, нахмурившись, начал: