Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Вывод напрашивается такой: и поэты курили. Как и писатели. Как-то группа известных литераторов собралась для встречи Нового, 1924 года. Б. А. Пильняк (мы-то, читавшие его, думали — человек серьезный) подошел, по свидетельству мемуариста К. Л. Зелинского, к Л. Ю. Брик и «папироской прижег (воздушный) шар — глушительная вспышка». А вот еще случай: именины В. Д. Розановой. Те же двадцатые годы: «Сыт, пьян и нос в табаке! — вот как полагается. Вымазал я нос Вяч. Иванову. А после ужина перевернул с помощью именинницы качалку с Н. А. Бердяевым». Вот как, по воспоминаниям А. М. Ремизова, жилось в то время курящим людям.

«Смолили» шпионы — в жизни, на страницах книг и на киноэкранах, еще больше чадили контрразведчики, размышляя в прокуренных кабинетах над тем, как этих шпионов изловить; а размышляя, непременно свешивали голову над пепельницей, полной окурков (эту гору специально сооружали все курящие члены съемочной группы — а курили все киношники — для того, чтобы продемонстрировать, сколько дум передумал хозяин кабинета). А еще курили (и в кино, и в книгах, и в жизни) шахтеры, учителя, геологи, рыбаки (о, эти вообще страшные куряки!), сексоты, футбольные тренеры, старпомы, завучи, помрежи, торгпреды, комсорги, физруки, повара, комэски, главбухи, старлеи, землепашцы, сталевары, парторги, комдивы (как командующие дивизиями, так и комсомольские дивы), ассенизаторы (этим без табаку никак нельзя), патологоанатомы (а поставьте-ка себя на место одного из них, если вы некурящий, а вам предначертано по долгу службы произвести вскрытие), гэпэушники, энкавэдэшники, кагэбэшники, гаишники и представители множества других нужных и ненужных, редких и распространенных профессий, населявшие необъятный СССР. Курили даже пенсионеры, оседлавшие все завалинки необъятной Родины, окутанной клубами табачного дыма! Пожарники, и те курили — работа такая, хотя могли бы и не курить — столько дыма, бывало, за смену наглотаешься.

Притом надо заметить, что «наверху», во властных структурах (там, между прочим, тоже курили и курят до сих пор), отдавали себе отчет в том, что советский человек без курева не может. В 1931 году нарком пищевой промышленности А. И. Микоян в одном из своих выступлений заявил от лица представителей многих рабочих профессий: «Рабочий, крестьянин изнывают в труде и просят: дайте хоть немножко покурить. Трактористы, шахтеры хотят покурить — ведь без этого тяжело… На лесозаготовках говорят: «Дайте махорки!» На уборке — то же самое. Зернотрест прямо заявляет: «Хотите наладить уборку — папирос дайте». Инженеры, приезжая с новостроек, говорят: «Все сделаем, дайте только папирос». Нам заявляют: «Нужно заготовить масло, яйца и так далее — дайте папирос — все сделаем». Вот какое орудие теперь для экономической политики государства папиросы… А без махорки даже воевать нельзя. Махорка — это оборона. Это, правда, не пушка, не аэроплан, но и без нее на фронте трудно. После хорошего боя надо хорошо закурить. Считаться с этим надо… Когда люди перестанут курить — другое дело, а сейчас нужен табак».

Нужен-то нужен, да вот как сделать так, чтобы хоть в этой области обошлось без взлелеянного советской властью дефицита, пустившего корни даже там, где прежде было полное изобилие?

Перемены в области табачной промышленности начались после принятия декрета Совета народных комиссаров от 28 июня 1918 года, по которому все табачные фабрики перешли в собственность государства. Некоторые фабрики были национализированы (в Петрограде — только в сентябре), некоторые закрыты, оставшиеся получили порядковые номера (то же было большевиками проделано с банями — а ведь бани веками были известны по фамилии владельца либо по месту расположения, и вдруг разом вся их история, все своеобразие были зачеркнуты).

С 10 по 15 октября (целую неделю!) в Москве проходил первый Всероссийский съезд работников табачного дела. Из протоколов съезда видно, с какими трудностями столкнулась налаживавшаяся десятилетиями табачная промышленность страны. Прошел всего год после «победоносного» большевистского переворота, и вот какими ощущениями от работы в новых условиях делится один из депутатов съезда: «Если мы хотим вывезти какой-нибудь товар из Петрограда… и обращаемся в Совет Народного Хозяйства, то мы ходим по 380 комнатам 5 или 6 недель и не можем добиться разрешения этого вопроса». Эх, знал бы товарищ депутат, что для того, чтобы добиться разрешения этого, да и многих других, крупных и мелких вопросов (и не только в близком ему табачном деле), придется ходить «по комнатам» еще много десятков лет! Табачная промышленность, по словам другого депутата, «представляет собою разбитое корыто». Жаркие прения разгорелись даже по поводу того, «где продавать и кто должен продавать папиросы». Видимо, депутаты успели за год забыть, как это было организовано совсем недавно. Наверное, в перерыве бегали в табачный ларек, на котором еще сохранилась вывеска какой-нибудь знаменитой прежде фирмы.