Дымчатое солнце

Вопреки собственным убеждениям Влада строго отзывалась о матери с какой-то свойственной ей привлекательной, не кажущейся жестокой непоколебимостью, устойчивостью, вселяющей уважение. И в то же время ревностно защищала перед другими, не упоминая самоубийств и своего к ним отношения, лишь Владимиру проговорившись однажды, о чем потом жалела. Казалось бы, испытав это на себе, Влада должна была расширить свой взгляд на человеческие страдания, но этого не произошло.

Воистину, непостижимы многогранные девушки – вроде бы и понимала Влада, и говорила что-то верное, мудрое, да все не то… Что-то сквозило в ее словах настораживающее, сухое, чужое… Почти равнодушное ко всем.

12

– Революцию можно не любить, не понимать, убивать и гнобить. Но не уважать втайне, не пасовать перед этой страстной силой… – сказала Владлена вновь навестившему их Юрию. – Не понимаю.

– Такие, как вы, и не поймете.

– Ой-ой-ой! Уж больно ты грозен, как я погляжу.

Впрочем, у Влады не было ни желания, ни времени вновь спорить с братом на эти темы – она наперед знала все его аргументы. А вот Жене это по-прежнему было вновь, и Юрий направился к мачехе. Он с детства видел несправедливость, муки матери и вырос чувствительным к неравенству и ущемлениям.

После разговора с Владой Женя поняла, что пустая никчемная жизнь ей не нужна, а класть себя в могилу рано.

Общий уровень ханжества и скромности благодаря ему в советском мировоззрении парил весьма высоко. Даже поправить чулок нужно было с искусством, это напрямую могло говорить о женском воспитании. Осуждение ее поведения какой-нибудь напыщенной бабулей могло довести комсомолку до слез, и с большой долей вероятности предположения о блуде доходили до учебного заведения и родителей. Считалось, что таким образом девушки сберегут честь до свадьбы. Возможно, кого-то это действительно спасало от клейма матери-одиночки в бесформенном грязно – сером пальто или искалеченной абортом бездетной несчастливицы. Правда, в браке существовала масса не менее тяжелых испытаний, но о них уже никто не собирался заикаться. Ведь замужем – значит устроена, счастлива… А слезы в ванной, холодность от страха бесконечных беременностей и элементарного незнания физиологии не считались веской причиной говорить о них. Тем не менее честь еще считалась драгоценностью, хотя на протяжении жизни устроенной женщины претерпевала такие удары, что, должно быть, кто-то задумывался, не лучше ли спать в холодной постели.

Был неприметный по-осеннему холодный день, они встретились в беседке, о чем никто не знал. Такова была негласная договоренность. Женя прислонилась подбородком к столбу, отведя взгляд в призрачные дали, а, быть может, дни.

Юрий тоже вдруг мимоходом вспомнил мать, женщину тихую, незаметную, но не скромную, а сухую и безразличную. Заботилась она всегда о чем-то одном, причем ревностно. А других бед словно и не существовало вовсе. Юру неизменно поражало это ее свойство сводить все к мелочности, ненужности ее усилий и стараний.

– К сожалению, отпрыски Скловских умны и все прекрасно видят, – говорил он Жене. – В глупых же семьях дети просто живут по шаблону, протоптанному родителями.

Женя не отвечала. Она задумчиво глядела куда-то вдаль, и он не мог понять, чем вызвано такое поведение. Она же начинала бороться с поднимающимся откуда-то извне, против ее воли знакомым чувством. При всем ее расположении к мужу было оно окрашено по-иному. Вырастала, бралась откуда-то эта непозволительная нежность и до больницы, чем неимоверно пугала, и Женя избегала встречаться с Юрием, который так будоражил ее. К счастью, появлялся дома у родителя он нечасто. Его ждали дела важнее.

К Жене он не переставал относиться как-то отстраненно – уважительно, едва ли не ласково, чем не способствовал ее попыткам отгородиться от него. Подобное поведение характеризовало Юрия с самой лучшей стороны, и Женя поневоле все думала и думала о нем, находя в этом отдушину от отяжелевших теперь отношений с мужем. Юрины прошлые непонятные, не очень красивые поступки по отношению к ней были как-то затерты в глубинах памяти. Прежде это было вопиюще, теперь то, как она выглядит в браке, не волновало Женю. И незапятнанность не была необходимым условием.