Стиль, всегда, неизменно при любых жизненных обстоятельствах и неурядицах отличавший ее, сразил Юрия еще до того, как он, глубоко вдохнув, вылез из отполированной машины. Элегантность – умение из хаоса гардероба вырвать и удачно перемешать части женского туалета, чтобы в целом это смотрелось недурно, поражала его. Казалось, что только тот утонченно-загадочный женский мир шпилек, каблуков и подкладок под костюмы способен в полной мере создать нечто подобное, а остальные женщины, выглядящие дрябло-неряшливо, не имеют права в полной мере называться этим загадочным словом или, что более вероятно, рассчитывать на внимание лучших мужчин. К которым Юрий, понятное дело, причислял и себя. Неосознанно, без зазнайства.
Колючий участившийся через приотворенные окна в сад запах пионов, протяжный, неистовый, волнующий, ударил Юрию в голову и едва не свалил с ног своим невообразимым совершенством и неожиданностью. Обращенные солнцем запутанные тени деревьев сквозили где-то под ногами.
Его мачеха… Легка, очаровательна, искриста, игрива. Задумчива, протяжна, прекрасна.
Автомобиль по мере приближения к дому и освобождения от давления густой листвы сверху покрывался солнцем. Пассажиру показалось, что вновь начался дождь, но продолговатые его лучи оказались солнечными бликами. Пожирающие тишину звуки приближением машины раздробились в каменную пыль. Голодные лучи, бесцветный свет падали на все, что ощупывал глаз. К его коже, проходя через пену облаков, ластился будто аромат солнца. Облако песка привело в движение узкую юбку молодой женщины, дожидавшейся гостя. Женя улыбнулась, приподняв губу и показывая блестящие бледные десны. Она умела подавать, нести, преподносить себя, вновь решил Юрий. Другая могла быть одета и убрана так же… И не производила бы такого впечатления. Почему порой некоторые люди так притягательны, даже не в плане романтического начала, а просто… какой-то своей харизмой? Когда он был вдали от Жени, то не думал о ней, но, стоило им приблизиться друг к другу, она начинала иметь какое-то повышенное значение, Юрий пытался прислушиваться к ее словам и украдкой разглядывал.
Когда-то, два года назад, их охватила странная сдержанная по советским требованиям первая детская влюбленность, какая-то интеллигентная, пронизанная нежностью и отмирающими строками опальных поэтов. Но он ушел, его попытки доказать отцу свою правоту сделали свое дело. Вместо женитьбы и рутинной в его понимании жизни под крылышком семьи, никому не противореча, Юрий пошел учиться и пытаться вникнуть в суть вещей до такой степени, чтобы опровергнуть взгляды Скловского, ненавистно-прекрасного отца. Юрий был глубоко уверен, что Евгения дождется и тем самым обесценится, поэтому мог упиться своими безумными идеями, почувствовать себя настоящим человеком. Хотя ему было стыдно, жаль оставлять ее, такую мягкую и безоговорочно ему верящую. Сколько раз младший Скловский пытался быть добрее, но что-то в нем неизменно мешало. Женя была превосходным человеком, уже в семнадцать лет Юра чувствовал это, но даже ее несомненная красота вкупе с редкой добротой и покладистостью перестали затмевать весь окружающий мир именно, быть может, потому, что преподносились ему безо всякого краеугольного камня.
Но она не дождалась. Укололо где-то в подреберье и тут же сжалось. Глупости какие… Ну и пусть, так даже лучше. В сущности, он был не так уж обескуражен этим обстоятельством – в столице жизнь бурлила, и тоненькая девушка с задумчивыми глазами перестала представлять для него такую ценность, как в десятом классе, когда они по обоюдному притяжению улыбались друг другу между уроками, отчаянно кричащими о победе мирового пролетариата и гниению остального мира. Женя верила в это, не так фанатично-отчаянно, как многие в те времена, а по-своему, тихо и преданно. Попросту потому, что не в силах была расширить угол собственного мировоззрения, не столкнулась с человеком, способным сделать первый шаг в этом направлении. Юрий же всегда сомневался, видя лицемерие отца. Двойственность сложившейся ситуации так терзала его, что постепенно разоблачение идеалов или, по крайней мере, нахождение для себя какой-то общей непререкаемой пропорции стали самоцелью. Он до конца не понимал еще, что именно так не нравится ему, то есть боролся с симптомами, а не с болезнью.
В школе Женя была хохотушкой, легкой и часто жестокой, показно-жестокой. С первого взгляда большинству казалось, что она обладает легким компанейским характером. А он происходил от обыкновенной самозащиты. Но Юрий, застигнутый врасплох их общей юношеской любовью, знал, что эта девушка стоит больше, что она вдумчива и прекрасна в собственной поэтичности, какой-то ненавязчивой и мимолетной. Но быть вдумчивой и прекрасной так бесконечно мало… Особенно если кругом столько людей, кричащих, досаждающих людей, которые словно обесценивают и себя и остальных своим обьемом и оголтелостью.