– Больше всего мне по душе глотать, перелопачивать книги. Пить людей. Разве есть материал интереснее? Всю жизнь я расплетаю и путаю.
– Я уже чувствую, как пропитываюсь твоим запахом, как ты становишься мои вторым «я», – пробормотал Владимир, не особенно веря собственным словам, но находя в них некоторый отклик.
Ему нравились ее непроверенные остроты. Это придавало ей шарма и значимости, как и любому кандидату в циники. Иногда он просил Дашу записывать удачные пируэты и высказывать ему. Дарья, приняв многозначительный и слегка комичный вид, озвучивала их с изяществом и застенчивостью, опасаясь критики:
– Не все, что видно, верно. Нет людей лучше или хуже – все зависит от угла, с которого на них смотришь. Опыт нужен там, где нет способностей. Люди приходят и уходят.
Владимир слегка напрягся. В глубине души он не переставал верить в немужественное заверение, что лучше долго идти с одним человеком, чем бежать с несколькими. Выматывает и приедается, становится пресной и лишает вкуса такая беготня. А люди, которые так думают, опасны – рано или поздно из-за своих вдолбленных убеждений выкинут и тебя.
– Ум и мудрость имеют не так уж много общего, – подхватил Владимир, жмурясь от удовольствия.
Дарья была язвительна, лукава, таинственна, и в то же время донельзя наивна. Сейчас это ощущалось в большей степени, чем когда-либо.
Ослабленное сердце Владимира словно восстановилось и против воли жаждало новых оков. Страх потерять Макса и общая сбитость трясины, в которой увязла, не могли пересилить тягу к авантюре с Владимиром и отвратить Дарью от порока. Ее давно оскорбляли замашки Максима на ее свободу и место. После ссор осуществлять то, вот что он не верил, было особенно приятно. Она не хотела терять обоих или кого-то одного, в каждом сквозила бездна особенного, привлекательного… Она так заплутала в своих отношениях к ним!
Дарья тихо улыбалась в самую трубку, когда они не могли встретиться. Скоро Владимира выписывали, и он огромными пропитанными пылью грузовиками, продуваемыми поездами или иными немыслимыми путями должен был возвращаться домой. А, может, попутными машинами, похожими на жуков, низенькими и неудобными, где приходилось скрючиваться, где стекла были такими крошечными, что можно было увидеть только стены, но никак не то, что творилось за окнами. Гнеушева пугала перспектива скорой разлуки, неопределенности. Даша молчала. А с недавнего времени вовсе стала сторониться его, глядеть испуганно и уворачиваться от ласк. Может, она боялась отпускать его в пыль рассеивающего пути? Это всерьез дало ему почву для опасений, и Владимир стал более подозрителен и язвителен, чем хотел и чем было допустимо, чтобы склонить Дарью на свою сторону. Он не мог поверить, что придется ехать домой без нее и выть от одиночества. Да и честь требовала возмездия. Что он, животное, вот так вертеть людьми и упиваться ими лишь для собственного удовольствия?
15
Вернувшись домой после встречи с Владимиром и устав отбиваться от его уговоров открыть все мужу, Дарья нагнулась, чтобы снять туфли, и увидела курящего Макса, сидящего в кресле. Она покрывалась потом при мысли об объяснении, а успокоиться удавалось только заверениями себе самой, что правда будет открыта когда-нибудь потом. Возможно, нужно было раньше подумать об этом. Прежде чем любезничать с Гнеушевым и обещать ему светлое будущее в легкости ветрености, не задумавшись, как это осуществить на практике, а не в воображении. Надо было, пожалуй, представить, как Максим отреагирует на слова о ее маленькой шалости…
– Ты снова закурил? – спросила Дарья, вихляя на середину комнаты и принявшись гладить недавно подобранную на улице собаку, к которой очень привязалась.
Бешеный взгляд мужа на миг прорвался сквозь отстраненность легкой иронии. Максим проводил ее немигающим грозными глазами. Дарья была пропитана чужими запахами, а беспокойные волосы безвольно трепыхались при ходьбе.
– Даже не спросишь, почему?
– Почемуу? – поднимая последний слог, протянула Дарья, теребя собаку за морду и вглядываясь в глубину ее немытой пасти.
– Черт тебя подери, Даша! – вдруг заорал Максим, вскочив с кресла. – Сегодня я работал не отходя от операционного стола восемнадцать часов, я похоронил десять человек, а еще больше оставил калеками, а ты приходишь сюда такая благоухающая и, вместо того чтобы хотя бы по-человечески справиться, как я поживаю и почему меня не было так долго, теребишь эту блохастую тварь!
Дарья, оторопев, растопырила глаза и, чаще задышав, вцепилась в свалявшуюся шею собаки. Та спокойно лежала и роняла слюни на пол.
– П-прости, я не знала…
– Убери ее отсюда!
– Животное ни в чем не виновато…
– Конечно, не виновато, когда ты его притащила сюда даже без моего ведома! Ты бы, вместо того чтобы тратить время на это бесполезное существо, лучше бы пошла в госпиталь, у нас не хватает рук.
– Но она ведь тоже…