Дымная река

— Вы очень вовремя, мистер Дент, — сказал Уэтмор. — Вас наверняка заинтересует документ, который я собираюсь огласить. — Он взял лист и оглядел присутствующих. — Это указ имперского комиссара, направленный в гильдию Ко-Хон. Именно это послание посеяло ужас в душах наших друзей. Я думаю, господа, вам следует с ним ознакомиться. Вы позволите?

— Что ж, прочтите.

— Ладно, давайте послушаем.

— «Опий льется потоком, отравляющим всю империю, однако купцы гильдии по-прежнему ручаются за чужеземцев огулом, заявляя, что корабли их свободны от зелья. Не спят ли купцы беспробудным сном? Не про них ли сказано „Воруя колокольчик, затыкают себе уши“? Основатели гильдии, люди состоятельные и знатные, до такого никогда не опустились бы, а все вы себя замарали. Клянусь, я сгораю от стыда за нынешних членов гильдии, которых, похоже, не интересует ничто, кроме наживы.

Моя главная цель — полное истребление опийной торговли, и посему я отдал распоряжение чужеземцам сдать весь опий, какой имеется на их судах, превращенных в склады отравы. Я призвал их подписать обязательство, изданное на китайском и иных языках: отныне и навеки они прекратят доставку опия в Китай, а ежели кто дерзнет, вся его собственность будет конфискована. Гильдии Ко-Хон вменяется в обязанность донести до сведения иноземных торговцев мои приказы во всей их категоричности. Во имя высокой цели вам, купцам гильдии, надлежит действовать энергично. На сдачу груза и подписание обязательства отпущено три дня. Промедление или неуспех в поставленной задаче будут расценены как сговор с иноземными преступниками, и тогда я, Верховный комиссар, безотлагательно подам ходатайство о вынесении смертного приговора и казни двух членов гильдии. Потом не говорите, что вас не уведомили вовремя».

По залу прокатился оторопелый ропот. Бахрам решил, что ослышался:

— Вы сказали «казни», мистер Уэтмор?

— Да, мистер Модди.

— То есть, если мы не сдадим груз и не подпишем обязательство, двух китайских купцов отправят на виселицу? — спросил Линдси.

— Нет, сэр, их не повесят, но обезглавят. Наши друзья Хоуква и Моуква уверены, что они первые в очереди.

Все за столом дружно ахнули.

— Никакого сомненья, этот комиссар Линь — чудовище, — сказал Бернэм. — Лишь безумец настолько не ценит человеческую жизнь, что двух людей этак запросто предаст смерти.

С другого конца стола раздался голос Кинга:

— Неужели, мистер Бернэм? Весьма похвально, что вы так печетесь о человеческой жизни. Но позвольте спросить: почему ваша забота не распространяется на тех, кого вы подвергаете опасности опия? Вы не осознаете, что, доставляя его, всякий раз приговариваете сотни, а то и тысячи людей к смерти? Вы не считаете свое поведение чудовищным?

— Нет, сэр, — хладнокровно ответил Бернэм. — Ибо не моя подпись стоит под приговором тем, кто ублажает себя опием. Вердикт выносит иная, незримая мощная сила, имя которой свободный рынок, то бишь дух вольности, божественное дуновение.

— И вам хватает совести называть себя христианином! — вскипел Кинг. — Нет большего идолопоклонства, чем представлять рынок соперником Всевышнего!

— Господа, господа! — Уэтмор постучал по столу, призывая к порядку. — Не время для богословских дебатов! Мы должны рассмотреть ультиматум, и не забудьте, что на кону человеческие жизни.

— А что тут обсуждать? — пожал плечами Бернэм. — Раз комиссар Линь — чудище и безумец, то с ним не сговоришься.

Уэтмор хотел ответить, но его опередил редактор Слейд:

— Вот тут мы с вами расходимся, Бернэм. На мой взгляд, он ни то, ни другое, а просто чрезвычайно хитрый мандарин. Комиссар хочет нас запугать, чтоб затем похваляться своими подвигами и заработать очередной шарик на шапку. Я не верю ни в его грозность, ни в ужас, который изображают наши друзья из Ко-Хон. Мне совершенно ясно, что они заодно с комиссаром и разыгрывают маленький спектакль: надели маски страха, рассчитывая заполучить наш товар даром. Подобным фарсом нас потчуют не впервой. Не стоит покупаться на заурядную китайскую уловку.

— И что вы предлагаете? — спросил Бернэм. — Каков ваш план?

— Я предлагаю держаться твердо, продемонстрировав им нашу непреклонность. Как только китайцы это увидят, Хоуква и Моуква скоренько все уладят: сунут в лапу одному, подмажут другого — и дело с концом. Они останутся при головах, а мы — при своем товаре. Но если дадим слабину, потеряем всё, сейчас самое главное проявить принципиальность.

— Вот как? — изумился Кинг. — И какие же принципы лежат в основе контрабанды опия?

— Похоже, сэр, вам нравится быть незрячим! — Бернэм грохнул кулаком по столу. — Свобода и право — это ли не принципы, которые обеспечивают возможность вольным людям вести дела без оглядки на всяких тиранов?

— По этой логике, сэр, всякий душегуб оправдает свои действия естественным правом. Если ваша хартия свобод несет смерть и горе неисчислимой массе людей, она не что иное, как лицензия на убийство.

Кинг и Бернэм вскочили, испепеляя друг друга взглядами. Уэтмор вновь забарабанил по столу: