Дымовое древо

– Гони мои два шестьдесят.

– Блин, чувак. У меня же телефон есть. Чего не позвонил?

– Я тебе написал, что мы прибудем в первую неделю июня. А что у нас сейчас, как ты думаешь? Сейчас первая неделя июня. И я хочу видеть свои денежки.

– Блин, чувак. Я ща не смогу всё вернуть.

– Сколько у тебя есть, Грэг?

– Блин, чувак. Наверно, смогу достать немного.

Кинни процедил:

– Ну ты и говнюк, настоящий кусок лживого дерьма.

Из-за пояса он вытянул синий автоматический пистолет сорок пятого калибра и прицелился в человека, а человек вдруг упал, точно марионетка с перерезанными нитями, и исчез из виду. В это же время Хьюстон услышал звук взрыва. Попытался понять, откуда он раздался, найти ему какое-то иное объяснение, нежели то, что Кинни только что выстрелил этому человеку прямо в грудь.

– Погнали, погнали, – заторопился Кинни.

В оконной сетке зияла дыра.

– Хьюстон!

– Чё?

– Готово. Уходим.

– Чё, уже?

Хьюстон не чуял под собою ног. Двигался будто на колёсах. Они проходили мимо жилых домов, зданий, припаркованных машин. Проделали долгий путь, как показалось, за три-четыре секунды. Он выдохся и весь взмок от пота.

Сумасшедший босяк похвалил:

– Ловко сработано, чувак. По-моему, ты победил в этом споре.

– Я не прощаю своим должникам. Я не прощаю тем, кто переступает мне дорогу.

– Мне идти надо.

– Ага, кто бы мог подумать, что тебе идти надо, долбоёба ты кусок.

– Где мы? – спросил Хьюстон.

Босяк теперь всё больше отклонялся с тротуара на мостовую.

– Эй! Что-то не нравится мне твоя рожа, – окликнул Кинни уходящего парня. – Слышь ты, чокнутый ссыкливый предатель!

– Чё? – сказал парень. – Слышь, ты на меня не залупайся!

– Не залупаться? На тебя?

– О, кажется, вот и мой автобус.

Парень рванул через дорогу прямо сквозь сигналящий автопоток и скрылся за автобусом. Кинни крикнул:

– Эй! Морпех! Пошёл ты на хуй! Да! Всегда готов![44]

Хьюстон согнулся пополам и блеванул на чей-то почтовый ящик.

Кинни выглядел неважнецки. Глаза ему заволокла мутноватая плёнка. Он предложил:

– Пойдём-ка жахнем. Пробовал когда-нибудь коктейль «Глубинная бомба»? Рюмка бурбона на кружку пива?

– Ага.

– Я вот могу до посинения этой дрянью упиться.

– Ага, ага, – пробормотал Хьюстон.

Они нашли какое-то заведение с кондиционером, Кинни проставил им обоим по пиву и рюмке бурбона, усадил Хьюстона в тёмном полукабинете, огороженном спинками диванов, и занялся приготовлением «Глубинной бомбы».

– От этой штуки у тебя потроха винтом закрутит. Пробовал такое когда-нибудь?

– Конечно, заливаешь рюмку в пиво – и жахаешь.

– Так ты пробовал?

– Ну, я просто знаю, как это делается.

Без каких-либо воспоминаний о пролетевших часах, Хьюстон очнулся в поту, весь искусанный комарами и песчаными блохами; его заживо поглощал какой-то продавленный матрас, а внутри черепа мерно пульсировала головная боль. Было слышно, как где-то невдалеке так же мерно дышит прибой. Первая полностью осознанная мысль: он видел, как один человек застрелил другого, вот так, раз – и всё.

Похоже, он разместился в чём-то типа спальни на открытом воздухе. Добрался до крана в углу, где вволю напился проточной воды и помочился в раковину, сперва вытащив оттуда мокрую простыню с большой и чёрной по краю дырой, прожжённой посередине. Нашёл свои наручные часы, бумажник, брюки и рубашку, но вот туфли потерялись ещё вчера, на берегу, вспомнил он теперь; а ещё он был практически уверен, что забыл вещмешок в ИМКА. Шлёпанцы же за семнадцать центов, по-видимому, сами ушлёпали куда-то по своим делам.

В бумажнике лежала одна купюра в пять долларов и две в один. Ещё какие-то монеты валялись россыпью на бамбуковом полу – он насобирал девяносто центов. Хьюстон вышел на улицу – захватить свои пожитки.

В голове всё плыло. Вода, которой он нахлебался, опьянила его по второму кругу.

На вывеске значилось: «Отель „Кинг Кейн“», а чуть ниже: «Ждём в гости всех моряков».

Он огляделся в поисках Кинни, но не увидел вообще никого, ни единой живой души. Остров как будто был необитаем. Пальмы, солнечный пляж, тёмный океан. Он направился прочь от берега, в сторону города.

Хьюстон не стал возвращаться на «Боннерс-Ферри». Он не собирался хоть сколько-нибудь приближаться к месту стоянки судна или к любому другому, где мог наткнуться на Кинни – последнего человека, которого хотелось бы видеть. Он пропустил отход корабля и две недели без увольнения проболтался на суше, спал на пляже и ел по разу в день в баптистской миссии у моря, пока не удостоверился, что Кинни теперь ближе к Гонконгу, чем к Гонолулу; тогда он сдался береговому патрулю и ещё неделю отдыхал на гауптвахте.

Его ранг опять откатился к тройке, он снова стал матросом – это означало, что Хьюстон автоматически терял должность машиниста котельной. Уже второе понижение. Первое он заработал за «систематические мелкие нарушения дисциплины» во время службы на военно-морской базе в бухте Субик – после того, как повадился посещать гнездилища порока за её воротами.