– Что именно вы имеете в виду? Кажется, я не совсем вас понял.
– Наверно, вы и не хотите.
Во время ужина, когда его паршивый вьетнамский свёл разговоры к минимуму, Шкип рассматривал своё окружение новыми глазами, думая о том, что видит гость: изысканную старую мебель из ротанга и красного дерева, внушительную входную дверь на том месте, где в этих краях было принято оставлять открытый всем ветрам просвет, забираемый по ночам чугунной решёткой; оштукатуренные стены, украшенные картинами по лакированным доскам – безмолвными пасторальными сценками, старательно написанными крупными акварельными мазками: на них весело зеленели кокосовые пальмы с зазубренными листьями и не было места ничьим душевным терзаниям. Госпожа Зю подала говяжий суп с лапшой, зелень, пропаренный рис. Этим утром она разложила по всему дому маленькие, но броские композиции из цветов. Шкип осознал, что вообще-то она занималась этим ежедневно. Едва ли он это заметил бы, не случись в доме гостя. Она с господином Тхо жила рядом с виллой, прямо вверх по течению ручья, в шалаше, окружённом пальмами и жасминовыми деревьями в гроздьях белых цветов…
В какой-то момент двойной агент прикрыл рот ладонью и зевнул.
– Вам хочется спать?
– Пока нет. Где я буду спать?
– Наверху для вас подготовлена комната.
– Да где угодно, хоть на полу.
– Уложить вас на полу было бы некрасиво с моей стороны.
Затем Чунг то ли попросил пистолет, то ли объявил о том, что у него есть оружие.
– Прошу прощения?
Он повторил по-французски:
– У вас не будет для меня пистолета?
– Нет. Ничего подобного.
Эта просьба вернула Шкипа в реальность. Он-то уже прекратил думать об этом человеке как о ком-то особенном. Точно это был обыкновенный гость, заслуживающий хозяйского радушия, но не больше того.
– Мне только для самозащиты.
– Самозащита вам не понадобится. Здесь вы в безопасности.
– Ладно. Я вам верю.
На десерт госпожа Зю подала изысканный яичный заварной крем. Чунг и Шкип вытащили словари.
– Простите меня за мой вьетнамский. Я добросовестно учил, но едва могу различить хоть слово из того, что вы говорите.
– Люди говорят, что я подцепил на Севере какой-то местный говор. Но помимо этого, я там подцепил мало чего ещё. На Севере мы, южане, стараемся держаться вместе. У нас здесь свой, южный уклад. Особенный, вовсе не такой, как у них на Севере.
Шкип сказал:
– У нас в стране всё точно так же.
– Что же характерно для южан у вас в стране?
– Они известны своим крайним благодушием и неторопливостью в разговоре. В кругу родных и друзей они очень открыты и искренне проявляют тёплые чувства. Тогда как те из нас, кто живёт на Севере, считаются более сдержанными, более осторожными, менее склонными демонстрировать свой внутренний мир. Но это так считается. А вообще-то всегда есть исключения. Место рождения человека не может рассказать о нём всего. И, знаете, у нас ведь тоже была гражданская война. Война Севера против Юга.
– Да, мы знаем вашу историю. Мы изучаем вашу историю, ваши романы, ваши стихи.
– Правда?
– Конечно. Ещё до того, как ваша армия пришла во Вьетнам, Америка занимала важное место в мире. Это ведь главнейшее капиталистическое государство на планете. Я очень люблю Эдгара Аллана По.
Затем они поговорили о том, какой ошибкой было начинать войну, не упомянув, однако, чья это была ошибка.
– Во Вьетнаме, – сказал Чунг, – во времена стабильности мы руководствуемся конфуцианским образом мысли – для мудрости, регуляции поведения в обществе и так далее. А для поры трагедий и войн у нас есть буддистский образ мысли – для принятия жизни как она есть и для сохранения отрешённости ума.
– Да, мне уже об этом как-то говорили.
– Эта война никогда не закончится.
– Но не может же она длиться вечно.
– Не могу дождаться её конца. Я хочу уехать в Соединённые Штаты.
– Мы понимаем. И это можно организовать.