Дымовое древо

– Ты выглядишь всё так же. Может, ты всегда один и тот же? Ты не стареешь? Ты что, сатана?

– Теперь уже вы во что-то со мной играете.

– Не показывай мне могилы.

– Тогда что вам показать?

Его удовлетворило бы лишь одно – полковник, живой и здоровый. Такой, что курил бы гаванские сигары и проворачивал бы, как встарь, свои мутные делишки.

– Вот он, полковник – лежит под этим холмиком.

– Тогда что ты здесь делаешь?

Питчфорк сказал:

– Ухаживаю за могилой.

Вне зависимости от того, полковничья это была могила или чья-то другая, жив ли был сам полковник или гнил в сырой земле, его территория по-прежнему оставалась за ним. И Шторм на неё ступил.

– Я хочу заглянуть в этот сарай.

Они повернулись к могиле спиной и снова тронулись в гору. В лицо ударило солнце, но к востоку, где-то позади, собирались тучи. Шторм предположил:

– Похоже, будет дождь.

– Не в этом месяце. В апреле здесь дождей не бывает.

– Покажи мне, что у тебя в сарае.

Дверь флигеля закрывала доска, уложенная на деревянных перекладинах. Питчфорк отбросил засов и отступил назад, распахнув дверь настежь. Шторм шагнул вперёд. В полосах света на земле лежало что-то длинное и крупногабаритное. Что бы это могло быть? Он непроизвольно и громко сглотнул. Какое-то чудовище, лишённое конечностей. На его глазах у чудовища, словно фотография, начал проявляться лик – друг друга поочерёдно сменило бесчисленное множество ложных личин полковника.

Питчфорк распахнул дверь пошире.

– Что это?

– Бревно красного дерева.

– Бревно?!

– Бревно красного дерева. Я держал здесь поленницу. Это последнее. До тех пор, пока не добуду ещё.

Ещё один фуфлыжный лжепророк. Ещё один низверженный к херам носитель откровения.

Шторм вынул нож, сгрёб старика со спины удушающим хватом и приставил остриё к его боку, между рёбер, где-то над печенью.

– Где полковник?

– Погиб в бою.

– Пропал без вести.

– Нет. Скончался.

Он усилил удушающий захват.

– Слышь, гондон, ты мне всё выложишь, а то зарежу тебя на хуй! Кто вырыл эту могилу?

– Не знаю, – проквакал старик.

– Скажи мне, кто это был, а то кишки тебе выпущу!

– Я не знаю, кто его похоронил. И даже когда вы, как грозитесь, выпустите мне кишки, всё равно не узнаю.

– Что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю от мира.

– Кто ты такой?

– Андерс Питчфорк.

– Когда-то давным-давно настал миг, после которого никто из вас, уёбков, уже не мог мне соврать, потому что ложь стал распространять я. Половину той лапши, которой ты меня тут кормишь, сварил я сам.

– Он мёртв.

– Слушай, – сказал Шторм, чувствуя, как сердце разлетается вдребезги, – мне нужно выбраться из этого механизма.

Высвободил старика. Питчфорк тяжело опустился в грязь, сжимая и разжимая кулаки, но не касаясь шеи. Шторм сказал:

– Я подозреваю тебя в том, что ты с ним разделался.

– Будь я в вашем положении, я заподозрил бы то же самое.

– И какое же у меня положение?

– Это мне неизвестно.

Через минуту он попытался встать, а Шторм убрал нож и помог ему подняться.

– Ты хоть представляешь, как глубоко этот человек нас прожарил, мужик? Насколько глубоко пропеклись наши задницы?

– Нет.

– На глубину ада и таким же жарким пламенем, братан.

– Не называйте меня братаном.

– Не отвергай меня, братан.

Питчфорк направился к дому, а Шторм стоял и смотрел ему вслед. Вышел старик с винтовкой с коротким магазином и металлическим каркасным прикладом, который он раскладывал на ходу. В десяти шагах остановился.

– По-моему, это какой-то самозарядник времён Второй мировой.

– По-моему, это «М-1 Гаранд». Вэдэвэшная штука. Унесла много жизней.

– Слыхал, ты с самолётов прыгал.

– Да вот знаете – на самой войне довелось мне прыгнуть лишь однажды. Машину вёл капитан Сэндс. Это был мой первый и последний прыжок на той войне. Впрочем, в пятидесятых я здесь вместе со скаутами напрыгался вдоволь. – Он поднял винтовку, взвёл затвор и осторожно прицелился в Шторма с расстояния в десять футов. Его палец твёрдо держался на спусковом крючке. – А теперь убирайтесь!

Шторм развернулся и двинулся на юг к тропе, возвращаясь той же дорогой, по которой пришёл.

Он думал было продолжить путешествие в Таиланд, но судьба сменила его курс на противоположный. Где-то в ходе своей многолетней одиссеи он совершил переправу, не поблагодарив её хранителя или не выплатив положенной пошлины. Эти сущности не распознать в их истинном виде до тех пор, пока не переправишься на другой берег. До тех пор, пока не спадут ложные личины.

Что он мог упустить, чего не сделал?

С начала тропы он на глазок прикинул расстояние, которое преодолел за сегодня, и воочию узрел, сколь далёк был пройденный путь. Когда тропа нырнула под уровень облаков, ниже по долине взорвалось предвечернее солнце.

Усталости как не бывало. Только сила и жар. Он верил, что сможет вернуться до заката. Ускорил шаг. Столь же быстро, как спускался он, вверх по склону горы уходил дневной свет, и Шторм видел, как переплетена его судьба с судьбою солнца.