Дымовое древо

Джеймс попробовал потанцевать со своей женщиной. Она тесно прижалась к нему, мягкая и горячая, волосы у неё были жёсткие, а пахла она детской присыпкой. Когда он спросил, как её зовут, она прошептала своими развязно-сочными губами: «Я придумаю имя специально для тебя». Ритм был зажигательный, но они танцевали медленный танец в рубиновом свете проигрывателя. Уолш заплатил за пиво. Они орали песни с французскими моряками, один из которых плясал на столе в трусах, а остальные потрясали пивными кружками и брызгали на него пеной. Уолш боролся на руках со всем столиком и уложил всех до единого. Он заплатил и за шоу-кабаре, но пришлось отстегнуть два доллара сверх цены мужику в полосатом костюме гангстера, как он сказал, «за музыкальный ящик». Они пошли в спальню в заднем конце здания, сели на пол, потом вошла женщина, захлопнула дверь, сняла через голову платье, не вынимая изо рта сигареты, и встала перед ними голая в одних красных туфлях на высоком каблуке, выдыхая клубы дыма.

– Как, как, КАК тебя зовут? – выкрикнул Эванс.

И она ответила:

– Меня зовут Мадонна.

За стеной, в баре проигрыватель опять завёл «Ты потеряла это чувство любви», и нагая Мадонна задвигалась. «Я сегодня так возбуждена, так возбуждена, так возбуждена», – стонала она. Джеймс не чувствовал ни рук, ни ног, ни губ, ни языка. Стоя меньше чем в метре от его лица, она с минуту пританцовывала под музыку, потом села на кровати, широко раздвинула колени, вставила сигаретный фильтр между половых губ и выпустила из промежности колечко дыма, пока ящик в соседней комнате наигрывал «Удовольствие»[66] группы «Роллинг Стоунз». Мадонна откинулась на спину, на кровати остались только её голова и плечи, высокие каблуки опустились на пол, туловище крутилось под ритмы «Барбары-Энн», а они все вместе подпевали… «Господи всемогущий, – молилась какая-то часть его души, – если это и есть война, пусть же мир никогда не наступит!»

* * *

Этим солнечным утром на одну из своих консультаций явились трое «кучи-кути». Держались они особняком – заняли навес рядом с бункером номер один, и никто из разведотряда «Эхо» даже не подумал их оттуда вытеснить. Особенно страшен был чернокожий парень. Он ходил в рейд с каким-то разведывательным патрулём дальнего действия, бойцы которого бродили ночами, по самое не хочу накачавшись стимуляторами, и лишали жизни любого мужчину, женщину или ребёнка, какой им ни попадался. Его шевелюра представляла собой взрыв из буйных завитушек, он раскрашивал себе лицо, как индеец, и разгуливал в мундире с подрезанными рукавами. Был среди них и самый настоящий индеец – низкорослый, поджарый, колченогий, откуда-то с Юго-Запада; этот-то, в отличие от негра, казался вполне вменяемым. Третий парень был по происхождению то ли итальянцем, то ли даже кем-то из ещё более далёких краёв, греком, может быть, или армянином. Этот никогда ни с кем не говорил – даже с полковником, своим непосредственным оперативным руководителем.

Полковник же Сэндс тем временем, в этот самый миг, болтал, не умолкая. Никаким полком он, по совести говоря, не командовал, а был скорее из числа почётных полковников, каковой чин принято жаловать в южных штатах особо уважаемым людям, так что за глаза его кликали «полковником Сандерсом», а редкие утренние собрания в биваке на западном склоне горы Доброго Жребия – «Словом пастыря».

Однако полковник был не дурак. Он обладал каким-то сверхъестественным чутьём и будто бы читал чужие мысли:

– Вы, ребята, понимаете, что я штатское лицо. Я лишь советуюсь с вашим лейтенантом; я не отдаю ему приказы. Но всё-таки я дирижирую нашими операциями – в широком смысле. – Он гордо стоял, озаряемый беспощадными лучами тропического утра, и держал руки на бёдрах. – Двенадцать недель назад, тринадцатого ноября моя альма-матер, университет Нотр-Дам, сыграла, должно быть, самый кровавый матч в своей истории против Мичиганского университета. Обе команды превосходны. Обе – непобедимы. Обе – рвутся в бой. – На полковнике были брезентовые, как и на его слушателях, ботинки, новенькие тугие джинсы «Левис», рыбацкая жилетка с множеством карманов. Белая футболка. Очки-авиаторы. Из заднего кармана торчал синий козырёк бейсболки. – За неделю до игры студенты Мичиганского университета забросали кампус Нотр-Дама листовками с самолёта. Листовки были обращены к «миролюбивым селянам Нотр-Дама». Там был вопрос: «Зачем вы боретесь против нас? Зачем упорствуете в заблуждении, будто бы можете одолеть нас в открытом и честном бою? Ваши вожди вам солгали. Они заставили вас поверить, будто вы способны победить. Дали вам ложную надежду».

О чём это он так рассыпался? Тон полковник взял отчасти шутливый, а отчасти – зловеще-таинственный. Из его уст неслась то бессмысленная трескотня, то речь, достойная по меньшей мере Кеннеди. Сам он предпочёл бы, чтобы Лейтёха-чокнутый увёз его кататься по горе на джипе, а он жевал бы сигары, потягивал бы виски из бокала, сжимая между колен винтовку М-16 и надеясь пострелять по тиграм, леопардам или кабанам.