Дымовое древо

– Забей. Ты теряешь самоконтроль.

– Ага, ладно, – сказал Томми. – Реально, пора бы и забить.

– Эй, отпусти мои руки, слышь ты, гомодрил!

Джеймс тоже кого-то убил. Он увидел вспышку выстрела, швырнул гранату в чей-то крохотный огородик, а после взрыва двое вьетконговцев поволокли с участка в кусты человеческое тело, и это тело не подавало особых признаков жизни. Джеймс был так поражён, что даже не выстрелил вслед этим двоим. Которые то ли были, то ли не были вьетконговцами.

У него имелось пять двадцатизарядных обойм, а лейтенант привёз ещё двадцать восемь. Он расстрелял больше трёхсот патронов, бросил две гранаты, прошёл десять километров и уложил одного потенциального вьетконговца.

Все вокруг наблюдали, а Томми вынул из нагрудного кармана сигарету и зажигалку «Зиппо». Поджёг, закурил, с авторитетным видом выпустил облако дыма и спросил у приятеля:

– А ты хоть кого-то из них убил?

– Думаю, да.

– Которого из?

– Не знаю, которого именно. Откуда, блядь, мне должно быть это известно?

Джеймс отслужил полный срок, не причинив вреда ни единой живой душе, и вот только он успел сказать «да» службе по второму кругу, как кругом начали умирать люди – а этот паренёк, Томми, уже вовсю радуется этому событию.

Медик с парой ребят скрылся за деревьями, и вскоре ветерок донёс оттуда запах дымящегося косячка – но всё было в порядке, пусть себе гробят мозги, война есть война.

Солнце, катящееся все дальше к западу, выглянуло из-за горы и осветило долину. За рисовыми чеками, переливаясь неяркими, холодным красками, прели джунгли. Откуда-то снизу неслись истошные визги – к Тету резали свинью. Какой-то молодчик завёл на мелодию «Битлов» песню с новыми словами:

Закрой глаза, детка, раздвинь ноги, детка,
Я оплодотворю твои яйцеклетки…

Другой сказал:

– Блин, парни, вы что, с кем-то тут сражались? Мы-то спустились патрулём на полсклона, поднялись обратно – и нихера, ни разу не нажали на спуск. Слышали ракеты, снаряды, вертушки, бомбы – а не видели нихера, чуваки. Слышали миномёты. А не видели нихера, чуваки.

К ним подошёл какой-то юнец, объявил:

– Хэнсон входит в зону уныния и приносит всем заряд хорошего настроения! – и надорвал упаковку из шести банок «Будвайзера»; ближайшие к нему солдаты накинулись на угощение, словно бешеные псы.

– Что ещё за Хэнсон? – не понял Джеймс.

– Я! Моя фамилия – Хэнсон!

Он представил себе, как голова этого Хэнсона разлетается на куски. Во время курса основной подготовки слышал он, как людей порой скашивает одной-единственной шальной пулей – случайной или же прицельно пущенной вражеским снайпером: на полуслове, на полумысли, просто скашивает, и они падают замертво. Вот нагнёшься ты зашнуровать ботинок, а голова твоя бац – и вдребезги. Замертво падать не хотелось, как не хотелось и находиться рядом с кем-либо, кто вдруг упадёт замертво.

Чёрный Человек обратился ко всем присутствующим:

– В военное время надо следить за чистотой кармы. Не насилуйте женщин, ни убивайте никого из скотины, а не то вас отымеют в жопу законы кармы. Карма – она ведь как колесо. Ты вот под собой колёсико крутишь, а она над тобой как крутанёт! А я рядом стою. Твоя карма и меня задевает. Так что никогда, ни за что не шутите с кармой.

– Это что ещё такое, какая-то негритянско-исламская чухня?

– Я не мусульманин. Просто много где побывал и много чего повидал.

Он нёс полную ересь, которую никогда не сопоставлял со своими собственными поступками. Но от этих предостережений по спине у Джеймса, тем не менее, побежали мурашки.

Как только спустилась тьма и скрыла их от старших по званию, трое из «Эха» нашли на деревьях на восточной стороне периметра, настолько далеко, насколько было можно, уйдя от стороны, с которой днём пришёл неприятель, незанятые гамаки – и развалились в них, не снимая ботинок и ремней. Пока не пришли владельцы гамаков, чтобы вытурить непрошеных гостей, это был их дом. Настала ночь. Если Джеймс ложился на бок и смотрел на уровне земли, то различал в листве какое-то фосфоресцирующее свечение; иначе можно было бы подумать, что он ослеп. О сетку, зудя, бились комары. Он разложил пропитанные репеллентом банданы везде, где руки или щёки могли соприкоснуться с сеткой во время сна. В подлеске шныряли какие-то существа. Ночь как ночь. Сегодня он кого-то убил. Меньше, чем восемь часов назад. Во время основной подготовки он не думал о том, что придётся убивать, только о том, что его самого могут убить, о машинах, на которых не доведётся погонять, и женщинах, которых не доведётся покорить, потому что он будет мёртв. Было слышно, как где-то в отдалении о чём-то беседуют какие-то ребята. Он был слишком взбудоражен, чтобы заснуть. Когда рядом бродит смерть, ум как-то сам собой задумывается о душе. Остальные тоже это чувствовали. Это было слышно по их голосам.