Дымовое древо

Но я пишу вам, потому что вы единственный, кто может передать для меня послание тому Эдди Агинальдо, что жил восемнадцать лет назад, молодому майору, который боролся с хуками, ухлёстывал за богатенькими юными метисками, играл Генри Хиггинса в «Моей прекрасной леди» – помните? – и был главной звездой этого спектакля. Кому-то ещё кроме него мне и сказать-то нечего. Не о чем мне сообщать живущим в нынешнюю эпоху, наследникам нашей лжи. Так вот, я пишу Эдди Агинальдо. Добросердечному Эдди Агинальдо, который не пожалел времени и отважился послать мне предупреждение об опасности, в которую я уже нырнул с головой в Каокуене во Вьетнаме, в эту растворяющую душу кислоту, в которой утопили сами себя ребята вроде меня, пока учтиво прикрывали рты носовыми платками и жаловались на ДДТ и гербициды, в то время как наши души вываривались кое в чём гораздо более ядовитом, чем яд.

Надеюсь, вы удивитесь, узнав, что с 73 по 81 годы я жил в Себу. С тех пор я нигде не бывал надолго до тех пор, пока всего несколько месяцев назад меня не арестовали в долине Белум, на малазийской стороне границы с Таиландом. А вы уж мне поверьте, это не та сторона, с которой вам захочется подвергаться аресту.

В настоящее время я сижу в тюрьме Пуду в Куала-Лумпуре. Если в следующие несколько месяцев вас каким-нибудь ветром вдруг возьмёт да и занесёт в эти края, можете заглянуть и передать привет. Было бы неплохо увидеть знакомое лицо. Вы уже, наверно, поняли, что над моей жизнью сгустилась туча, да и сама эта жизнь постепенно близится к концу. Неловко получилось. Впрочем, может, так и должно было получиться. Лично я не чувствую какой-либо особой неловкости.

Искренне ваш,

Шкип

(Уильям Френч Бене)

Он снова перевёл взгляд на первое письмо:

…А зовут меня «Шкип». Конкретно ты называл меня именно Шкипом. Не припоминаешь ли ты меня часом? Если коротко, я больше не тот человек, которым был тогда, и на этом лучше поставить точку. Но всё же – помнишь ли ты меня?

То письмо был адресовано Эдуардо Агинальдо – Филиппинские острова, провинция Рисаль, г. Макати, Форбс-парк. Ни номера дома, ни названия улицы, но оно всё-таки дошло. Да и звали его не Эдуардо. Его звали Эдвард. «Эдуардо» Шкип называл его в качестве приятельской подколки. Над собой Шкип тоже, бывало, подшучивал. Может быть, под латинским влиянием, испытанным на этих островах, поименованных в честь короля Испании, он отпустил дурацкие усики, и Эдди окрестил его за это Зорро. Конечно же, он помнил этого молодого американца с короткой стрижкой и усами!

Он стоял у окна кабинета и смотрел на бассейн, на купальню, на акацию, что роняла кружащиеся цветы на лужайку, и задавался вопросом, не остались ли его самые счастливые деньки где-то в подростковом возрасте, когда он наведывался сюда, в Манилу, на отдых из Военного института в Багио, и прожигал жизнь в большом городе, не связывая себя никакими ограничениями, или на середине третьего десятка, во времена тех патрулей в джунглях со Шкипом Сэндсом, человеком из ЦРУ.