Шкип шагнул на улицу из одиннадцатого уже, наверно, кабака за этот вечер и завершил свой первый полный день во Вьетнаме, идя прочь от улицы Тхишать и имея лишь самое общее представление о том, где живёт; брёл среди бурлящих толп, через облака едкого бензинового дыма, мимо дыхания баров и их пульсирующего чрева – какие там внутри звучали песни? Трудно сказать. Вот только что играл недавно прогремевший на родине шлягер «Когда мужчина любит женщину», а потом, как только Шкип миновал неопознанный дверной проём, музыка как бы вывернулась наизнанку и уже могла оказаться чем угодно. Он сторговался с велорикшей, и тот подбросил его до противоположного берега и высадил на улице Тиланг. Здесь, среди тихих переулков, он вдыхал цветочные ароматы и гнилостные пары, запахи тлеющего угля и жарящейся пищи, слушал отдалённый рёв реактивных двигателей и дребезжание боевых вертолётов, и даже взрывы тысячефунтовых бомб где-то в тридцати километрах оттуда, даже не то чтобы слышал ушами, сколько чувствовал нутром – это было где-то там, он это чувствовал, оно отзывалось глухим стуком в его душе. Каково, интересно, оказаться под этими бомбами – или над ними, отпуская их в свободный полёт? К западу небо прочертили красные трассёры. Вот чего ему хотелось. Вот ради чего он сюда приехал. Чтобы быть в самом горниле, в решительно новом порядке – так сказать, в ведомстве «иной службы» – там, где теории сгорают дотла, где отвлечённые вопросы нравственности становятся суровой реальностью.
Вчера днём в Таншонняте он лицезрел невероятную воздушную активность: целыми стаями приземлялись и взлетали истребители и бомбардировщики, транспортные самолёты извергали горы тяжёлых боеприпасов – огромные, как дома. Как могут они не добиться триумфа в этой войне?
Он нашёл дверь особняка. Она была не заперта.
Внутри, за стойкой, стоял Рик Фосс, который поприветствовал Шкипа:
– Добро пожаловать на наш маленький маразматический спектакль!
– Ага, добрый вечер.
– Значит, ты нас нашёл.
– Тебя тоже здесь расквартировали?
– Я здесь каждый раз, когда оказываюсь в Сумеречной зоне. По мартини? У меня есть все ингредиенты.
– Я только что полночи старался не напиться.
– Милости просим во вторую половину.
– Да я уже ложиться хотел.
– Тусовались с полковником?
– Так, самую малость.
– Он тебя уже припахал? Поставил на задание?
– Ещё нет.
– А у меня кое-что для тебя есть. Так, ерунда, ничего серьёзного.
– Слава богу, – сказал Шкип.
– Просто чтобы ты был всегда под рукой, – пояснил Фосс и смешал ему стакан неожиданно холодного мартини.
Под обстрелом обжигающей мороси, прикрываясь свободными руками от слепящих вспышек, выволокли они – рядовой первого класса Джеймс Хьюстон и двое других новобранцев из разведотряда «Эхо» – по трапу свои брезентовые баулы на лётное поле и проделали путь до склада в большом открытом ангаре, а там сели прямо на снаряжение и пили колу, пока не вошла пара специалистов четвёртого ранга, которые, похоже, поняли, кто они такие.
Ни один, по правде говоря, не поздоровался с тремя рядовыми. Пока специалисты провожали новоприбывших до универсального грузового транспортёра М-35, в котором смог бы разместиться целый взвод, они вели какую-то свою беседу; один говорил другому:
– Я ведь насчёт кого конкретно спрашивал? Насчёт Карсона. А он кого поставил? Тебя поставил. Так вот, стало быть, я и говорю: да, пошёл-ка ты на хуй, не суйся в «Старого служаку», это мой бар?
– То есть ты единственный на всём белом свете, кому дозволяется заходить в «Старого служаку»? Единственный их клиент на всей этой грёбаной планете?
– Без обид.
– Хренасе, «без обид»! Нет уж, позволь пообижаться.
– Что ж, ладно, можешь пообижаться. Только не суйся в мой бар. Будете что-нибудь заказывать? – продолжал он, теперь обращаясь к трём новичкам.
Джеймс уже успел собрать у всех троих купюры и сжимал их в потном кулаке.
– Ты же понимаешь, что я не приму ваши деньги?
– Это почему это? Что с ними такое?
– Да ничего. Просто они изговнякались все.
Другой добавил:
– Каждая бумажка объезжает весь мир, спускается по горлу и заканчивает свой путь в жопе.