Дыра

Тогда выброшенный из аппарата стал неуверенно подниматься — сначала на четвереньки, потом на корточки, потом распрямил коротковатые ноги и встал, тревожно озираясь по сторонам. Лес был совсем редкий и уже пожухлый, где-то невдалеке, внизу, проглядывала то ли река, то ли дорога, спуститься к которой не стоило труда — несколько хорошо протоптанных тропинок лежали прямо перед ним. Он старательно отряхнул с себя травинки, потом задрал голову и внимательно посмотрел в небо. Но ничего такого в нем не заметил, небо было нежно-розовое, высокое и совершенно чистое. Тогда он вздохнул глубоко, свободно, так, что даже голова закружилась, и неуверенно шагнул на одну из тропок.

В эту минуту из-за кустов вышла и стала поперек тропинки худая серая коза с веревкой на шее, он проследил взглядом за веревкой и обнаружил стоящую в кустах и с интересом наблюдающую за ним женщину. Как потом выяснилось, женщина эта давно тут стояла и видела все — как прилетела «тарелочка», как из нее выбросили кого-то и как этот кто-то сначала лежал совершенно без признаков жизни, так что она решила про себя: «мертвец», а потом вдруг зашевелился, встал и пошел прямо на нее.

Женщину звали Люба, а козу — Машка. Они были здешние жительницы, жили на самой окраине, в пятиэтажке, которой заканчивалась черта города, а дальше начинался лес. Машка была Любина кормилица, за что Люба относилась к ней с благодарностью и бережно, выводила погулять и попастись с утра пораньше, пока на Большой Свалке, мимо которой им приходилось идти, не появлялись бывшие домашние, но давно одичавшие собаки. С ними у козы были сложные отношения, она считала их дармоедами и норовила боднуть, а те в свою очередь злобно скалились и огрызались, мечтая когда-нибудь встретить эту козу одну, без хозяйки, и разобраться с ней как следует.

Летающих «тарелок» женщина Люба совсем не боялась: во-первых, она кое-что в них смыслила, а во-вторых, в последнее время они летали здесь так часто, что местные жители перестали обращать на них внимание, словно это были вороны или галки. Даже старое их название — НЛО — как-то стерлось, забылось, теперь их называли просто «эти».

— Что-то «эти» опять разлетались, видать, зима холодная будет, — говорили, глядя в небо, местные жители.

Но Люба никогда еще не видела, чтобы «эти» выбрасывали кого-нибудь на землю. В первый момент она подумала, что они выбросили-своего, но потом, приглядевшись, поняла, что на земле лежит ничком обыкновенный человек с головой, руками и ногами. Когда же он встал и двинулся прямо на нее, она увидела, что роста он среднего, возраста непонятного, сильно, видать, исхудавший, так как приличный когда-то костюм висел на нем обветшалым мешком, а из-под него выглядывали несвежая сорочка и такой пожамканный галстук, что можно было подумать, будто им подпоясывались или пытались на нем повеситься. Голова у человека была очень круглая, с большими залысинами. Щеки его, прежде, вероятно, пухлые, заросли темно-рыжей щетиной, которую он то и дело ощупывал. Словом, выглядел человек преотвратительно. Любу, однако, это совсем не напугало, даже наоборот, внутри у нее шевельнулось какое-то забытое чувство, может, жалость, и она постаралась как можно приветливее улыбнуться незнакомцу.

Что касается выброшенного, то, заметив на своем пути козу и женщину, он поначалу растерялся, так как поотвык видеть женщин и домашних животных, и уставился на них с тревогой, готовый, кажется, в любой момент пуститься наутек. Женщина была невысокая и худая, как коза. Она и одета была в длинную юбку из грубой, козьего цвета шерсти и такую же длинную кофту, висевшую на ней балахоном, на голове ее был низко повязан шерстяной платок, чуть светлее кофты, из-под которого торчал острый нос и темнели живые глаза. Из-за этого платка, скрывавшего лоб и волосы, возраст женщины определить было затруднительно, ей могло быть и тридцать, и тридцать пять, и все сорок. Несколько минут незнакомец затравленно смотрел то на женщину, то на козу и молчал.

— Здрасьте, — просто сказала Люба, словно это был ее сосед по лестничной клетке.

Незнакомец вымучил на своем лице довольно искусственную улыбку, которая кого-то смутно Любе напомнила, и сказал хриплым, как после долгой ангины, голосом:

— Это что, Земля?

— Земля, земля! — обрадовалась Люба.

— Это что, Россия?

— Она самая! — еще радостнее подтвердила Люба.

— Да, да, конечно, было бы странно… — пробормотал незнакомец. — А где именно я сейчас…

— Это Тихий лес, — с готовностью разъяснила Люба. — А вон там, посмотрите, нет, правее — там наш город, Тихо-Пропащенск, может, слышали?

Человек испуганно глянул вдаль, где в утренней дымке виднелось что-то темное, слитое в сплошную линию, неразличимое, и сказал:

— Да, да, я знал… Я всегда знал, что где-то есть такой город… Скажите, это очень далеко от Москвы?

— От Москвы-ы? — протянула Люба и тихо засмеялась.

Он не понял ее смеха и спросил еще, торопливо, словно боясь, что женщина с козой исчезнут:

— До аэропорта далеко отсюда?

— А у нас тут никакого аэропорта нет, — виновато сказала Люба.

— А поезда? Поезда ходят?