Дырчатая луна

У Лёна колотилось сердце. Он съежил плечи и отошел на несколько шагов. Оглянулся через плечо. Зорко тоже смотрел через плечо. На него, на Лёна.

— Лён...

— Что?

— Там под правой пушкой, под лафетом... плошка с сухими кузнечиками. Я собрал для Тиви... Ты отдай ему...

— Ладно...

— Лён...

— Что?

— Ничего! — Зорко поддернул трусики и побежал к обрыву по тропинке, сильно работая локтями. Там, у края, он вдруг остановился. Почесался ухом о поднятое плечо и прыгнул вниз.

ЧТО СКАЗАЛА  СУДЬБА

Это словно не он прыгнул, а сам Лён. Все в Лёне оборвалось, как при жутком падении во сне. И со всех сторон хлынул штормовой гул. Со свистом и режущим звоном. Лён сел на корточки, обхватил голову. А шум сменился пронзительной тишиной. И летел сквозь эту тишину откуда-то из дальней дали тонкий умоляющий крик:

— Лён!.. Помоги!... Лён!..

Лён метнулся к обрыву.

Зорко висел в метре от кромки, цепляясь за выступающий камень (как бедняга успел развернуться в первый миг падения?).

Беспомощно болтал ногами, извивался. Лицо было запрокинуто.

— Лён...

Лён упал на кромку грудью. Отчаянно потянулся. Вцепился в тонкие Зоркины запястья (и вдруг вспомнил, как они с Зорко вытягивали на памятник Динку).

— Держись... Цепляйся коленом...

Он вытянул Зорко.

Оба лежали, уткнувшись лицами в жесткую траву. Дышали со всхлипами. Наконец Зорко выговорил, не поднимая головы:

— Думаешь, я испугался?

Лён молчал. Потому что так и думал.

— Я... просто я не успел сказать... Я не хотел так сразу... Лён, я знаешь что хотел?

— Что?

— Помнишь, мы придумывали сказку про месяц? Я сочинил конец. Обидно, если никто не узнает. Я тебе сперва расскажу, а потом уж...

— Иди ты со своим месяцем...

— Лён... Я зажмурюсь, а ты меня толкни. Ладно?

— Дурак.

— И зачем мы только встретились? — Это Зорко спросил с такой тоской, что Лён дернулся, как от ожога. И сел.

— Затем, чтобы помешать друг другу! Мы воюем! Ты и я! И наши страны! Мы дали клятву!

— Я понимаю... — Зорко тоже сел. — Но ведь мы же могли и не встретиться. Ну, подумай! Меня могли там оттолкнуть, и я не забрался бы на памятник. Это же вот такой случайный случай! — Он поднял к лицу два сжатых пальца, словно держал букашку.

— Это судьба, — тяжело сказал Лён.

— А если она ошиблась, эта судьба? Тоже споткнулась, как я на площади. Я же просто споткнулся, и тогда меня прижали к памятнику...

«А если и правда?..»

Это было послабление себе. Своей совести. И, наверно, даже отход от гвардейской клятвы. Но... вдруг судьба и правда споткнулась?

— Ты понимаешь, что говоришь? Если мы разойдемся, то каждый принесет противнику громадный вред! Я твоей стороне, ты моей!

— Понимаю... Но, может быть, твой вред обезвредит мой... И наоборот... Ведь так бы и было, если бы я там не запнулся!

— А как мы узнаем? — беспомощно спросил Лён.

— Что?

— Ну... что судьба споткнулась случайно?

— Пусть она и подскажет.

— Снова жребий, что ли?

— Конечно!.. Ну а если она скажет, что нет, тогда уж я прыгну... Правда.

— Никуда ты не прыгнешь! Ты... просто дашь слово, что не пойдешь к своим. И про меня не скажешь никому... Уйдешь куда-нибудь подальше, где не найдут...

— Ага! И всю жизнь быть дезертиром! И эта штука будет сидеть.в голове и напоминать! — Он хлопнул себя по лбу.

«Наверно, у него в памяти такая же схема, как у меня. Похожая. Тот же способ зашифровки...»

Лён встал.

— Пошли!

— Куда?

— Жребий должен быть самый точный, не травинки. Чтобы судьба не ошиблась снова.

Старик встретил их на площадке.

— Где это вы, господа, гуляете? В голом виде и без завтрака... И где вы так исцарапались?

Лён торопливо сказал:

— Дедушка Август, у вас есть бумага и карандаш?

— Что за вопрос! Я все же доктор наук... — Старик вытащил из брючного кармана блокнот для записи поправок хронометра. В блокнот был вложен плоский фломастер.

— Можно листик? — Лён схватил вырванный лист, разорвал на два, на четыре, на восемь квадратиков. — Дедушка Август, напишите на одном «нет», а на другом «да»!

— Зачем это?

— Мы играем, — сказал Зорко. — У нас получился спор, и судьба должна решить: да или нет? А про что — пока тайна...

Он говорил так живо, будто и правда игра.

— Ну играйте, играйте... Только не забудьте к обеду начистить картошки... А теперь отойдите, не подглядывайте.

— Ладно! — почему-то обрадовался Зорко. — А вы скатайте бумажки в шарики. Лён, идем...

Они отошли на пять шагов, встали к старику спиной. А тот сказал через полминуты:

— Готово.

Два бумажных шарика лежали на стариковой ладони.

— Вот. Кто будет тянуть?

— Нет! Не мы... — Лён схватил шарики. — Тиви-тиви-тиви!..

Хохлатый Тиви тут же оказался рядом. Лен сел на корточки.

— Тиви, смотри, две бумажки! Какую клюнешь? Ну?

Тиви, кажется, ощутил важность момента. Постоял с головкой набок, подумал. Потом нерешительно взял в клюв катышек. И... побежал.

— Эй, стой! — Зорко бросился следом. — Отдай!

Тиви прыгнул на парапет. Дальше случилось непонятное: петушок взлетел, затрепыхался в воздухе, закрякал, будто его подстрелили. Снова прыгнул на площадку и побежал к дремлющему Румпелю, словно искал у него защиты. Но тот не увидел никакого врага. Добродушно замахал хвостом.