Дырчатая луна

А теперь помолчать бы хоть четверть минуты. Собрать силы. Напрячь каждую клетку... Пирамиду без помощи шлема уже не восстановить в памяти, но поле, где она жила столько времени, еще не угасло. То напряженное поле, в котором жужжали электрические мухи, — у него ведь с памятью компьютера резонанс... Вот дрогнула, шевельнулась на экране зубчатая мозаика. Много ли надо такой тончайшей схеме... Представь, Лён, что пространство затвердело, сжалось, как сошедшиеся айсберги, крушит каркас пирамиды... там, в невидимых микросхемах приемника... Ну, еще...

Стала мокрой спина, затошнило... Это ничего... Лён вдавил ногти в ладони, задержал дыхание... Мозаика на экране дрогнула сильнее.

Нет, она не исчезла. Она только сдвинулась, между разноцветными зубцами возникли черные щели. Краски потускнели. Теперь это была м е р т в а я картина. Возникло ощущение, что выключи монитор, а потом включи опять — и экран окажется пуст...

— ...А-а-а! — Это из открывшейся двери кинулся к монитору штабс-капитан. — Господин генерал, он же стер запись!

— Что?! Как?! — Генерал начал сутулиться и бледнеть. — Штабс-капитан... Немедленно... вытрясти из этого щенка все снова!

Штабс-капитан стремительно успокоился. В голосе его Лёну почудилось даже тайное злорадство:

— Невозможно, господин генерал. В  н е м  теперь этого тоже нет.

— Мер-рзавцы!.. Спустить шкуру!

Штабс-капитан сказал слегка развязно:

— Какой смысл, господин генерал? Лишняя возня... Вы не должны были откровенничать с мальчишкой.

— Ма-алчать!

— Виноват, господин генерал... Прикажете связаться с полевыми станциями?

— Они разбомблены, идиот! Это был единственный шанс, болван!

— Виноват, господин генерал...

Лён за всем этим наблюдал с усталой безмятежностью. С пониманием, что последнее в жизни дело он сделал как надо. Голова все еще кружилась. Но Лён все же доставил себе удовольствие:

— Ведите себя, как подобает высшему офицеру, мой генерал. Надо уметь достойно принимать поражение.

— Убью, — тихо сказал генерал.

Лён пожал плечами.

— Это само собой. Только без зверства, ладно? Я все же офицер...

— Сволочь ты, а не офицер, — горестно сообщил генерал.

— Каждый имеет право на свое мнение, — обрадованно вспомнил Лён. — В том числе и на такое. Но Зорко успел раньше... — И вдруг отчаянно затосковал по маленькому Зорито. Хоть бы секунду посмотреть еще на него! Последний раз.

— Убрать, — с чувством зубной боли велел генерал.

Штабс-капитан кивком указал Лёну на дверь.

Лён пошел. На генерала не взглянул. Ничего уже не хотелось. Скорее бы...

Они оказались в узком сером коридоре Штабс-капитан пропустил Лёна вперед и официально произнес:

— Руки назад.

— Идите в задницу, штабс-капитан, — устало сказал Лён. И на ходу сунул руки в карманы. Дальше шли молча. Коридор петлял и был бесконечным. Слева светились лампочки. Справа, на бетонной стене, Лён видел свою нескладную длинноногую тень. У тени была взъерошенная голова и тонкая шея...

— А ты мне нравишься, — вдруг признался штабс-капитан.

— Неужели?

— Нет, правда. Жаль, что ничего не могу для тебя сделать.

Надежда тряхнула Лёна как озноб.

— Можете!

— Отпустить, что ли? Увы... У меня невеста, зачем ей жених, продырявленный, как терка.

— Я не про то! Я... Можно мне к Зорко? Ну, к тому мальчику! Чтобы мы вместе! Штабс-капитан! Ну, вы же все-таки человек!..

— Да это пожалуйста! Туда и шагаем... У нас для такого дела одно помещение на всех.

КАМЕРА

Дверь бесшумно откатилась на роликах. Лён шагнул через высокий порог. Зорко на корточках сидел в углу. Поднял голову. Округлил рот. Бросился, прижался лицом к плечу. Лён ладонью накрыл спутанную паклю Зоркиных волос.

— Ну ладно... не реви.

— Я... не реву...

Лён поверх Зоркиной головы оглядел камеру. Она была железная. Клепаный пол. Стены и потолок — из плит, похожих на дольки шоколада, только громадные. Ярко светил плафон, похожий на иллюминатор с матовым стеклом. Было пусто, лишь в углу — голая двухъярусная койка.

Зорко всхлипывал.

— Я сказал — не реви.

Зорко потерся лицом о безрукавку Лёна — вытер глаза и нос. Отодвинулся. Еще раз вытер лицо — рукавом с полосатым манжетом. Улыбнулся:

— Лён, вдвоем все-таки лучше, верно?

— Да...

— Лён, а этот длинный... он не сказал, про что было наше задание?

— Насчет искусственных озоновых дыр. Чтобы сжигать людей в намеченных районах...

— Вот гадство-то, — тихо выговорил Зорко. — Выходит, мы виноваты...

— Зорито, я стер запись. Успел... Начисто.

— Правда?! Ура! — Зорко возликовал, будто не в стальной камере, а на детской площадке. Но тут же осунулся. Отошел, опустив руки. Грязная белая голландка была выпущена поверх штанов — казалось, Зорко в платьице. Или в куцей ночной рубашонке. На ногах черные разводы — наверно, в подвальной воде была нефть.

— Теперь-то нас точно в живых не оставят, — вполголоса сказал Зорко.

Лён не нашел, что возразить.

Зорко медленно пошел к койке. Сел там, привалившись к спинке — одна нога спущена, другая коленкой подтянута к подбородку. Он был похож теперь на мальчика с флага города Льчевска. Только не было трубы, чтобы звонким сигналом позвать на помощь.

Да и труби — не труби, никто не придет.