— И я не знаю. И все, кого спрашивал, тоже не знают. Это хорошо. На нем и завяжем. — Он дотянулся до желточерной тряпицы, выдернул из нее мохнатую нитку. Трижды обмотал ее вокруг пальца и завязал каким-то хитрым узелком.
Гайка была рада, что начался разговор. Теперь у нее было полное право спросить:
— А зачем тебе это?
Гулькин вопросу не удивился и не сказал «какое тебе дело». Без особой охоты, но и без недовольства объяснил:
— От злого колдовства. Такая примета есть...
Гайка помолчала и сказала осторожно:
— А ты правда веришь в это?
Гулькин посмотрел на нее из-за острого шоколадного плеча.
— Отчего же не верить? На свете столько всякого... неразгаданного.
— Я знаю. Но про такую примету я не слыхала.
— Неужели ты не читала про Тома Сойера и Гека Финна?
— Читала. Ну и что?
— Там негры обматывают пальцы шерстяными нитками, чтобы ведьмы и колдуны не привязались. А если обмотать палец без названия — это еще надежнее. Ведь они это название тоже не знают, оттого и вредить сильно не смогут...
«Неужели ты думаешь, что колдуны и ведьмы по правде есть на свете?» — чуть не спросила Гайка. Но побоялась рассердить Гулькина. Проговорила неловко:
— А ты уверен, что эта нитка — шерстяная?
— Она же из флагдука! Из специальной шерстяной материи для флагов. Смотри! — Он схватил и расправил тряпицу.
Это и правда был флаг. Длиной в полметра. Желтый с черным кругом посередине.
— Сигнальный! Я такие видела!
Гулькин кивнул:
— Наверно, во время шторма с какого-нибудь судна сорвало и сюда занесло. Я его здесь в траве нашел... Дело не только в том, что он шерстяной...
— А в чем?
— Вообще... В морских флагах особая волшебная сила. Потому что их обдувают ветры всех морей и океанов.
«Какой чудак», — подумала Гайка, но без насмешки.
Флажок этот едва ли когда-нибудь обдували океанские ветры. Принесло его сюда скорее всего из ближнего яхт-клуба или с какого-нибудь рейдового катера. Но Гайка не стала спорить. Она сказала опять:
— Он из сигнального свода. Называется «Ферт» и означает букву «эф».
Гулькин глянул с интересом, но не согласился:
— Это буква «и». Называется «Индиа». Такой сигнал значит: «Я изменяю свой курс влево».
Спорить было рискованно. Однако здесь Гайка не уступила.
— Ты хоть что доказывай, но это «Ферт».
— Ты хоть как не соглашайся, но это «Индиа», — в тон ей откликнулся Гулькин. Впрочем, без ехидства, даже скучновато.
Гайка вздохнула:
— Между прочим, мой папа командир корабля. И он мне показывал сигналы. Дома у нас куча морских справочников.
Снова взглянув из-за плеча, Гулькин с расстановкой произнес:
— Мой... не командир корабля, но морские справочники у нас тоже есть. А свод сигналов у нас в классе каждый пацан и без справочников знает. Так что не спорь.
Гайку этот снисходительный тон царапнул. «Нет уж, это ты не спорь», — хотела начать она, а Гулькин вдруг мигнул и сказал уже иначе, добрее:
— Постой. Твой папа военный?
— Конечно! Капитан третьего ранга.
— Тогда он, вероятно, тебе объяснял военно-морской свод! А я говорю про международный... Военный я не знаю...
— А я не знаю тот, который ты знаешь... Наверно, мы оба правильно говорим, только по-разному! — обрадовалась Гайка.
— Вот и славно, что мы оба правы, — отозвался Гулькин. Но как-то рассеянно. И сразу перестал интересоваться Гайкой. Уложил флаг в ранец. Сейчас встанет и уйдет.
— Я знаю, ты в четвертом «Б» учишься, — торопливо сказала Гайка. ~Аяв четвертом «А».
— Да? Отчего же я тебя не знаю?
— Потому что я только в этом году поступила... А я тебя знаю. То есть фамилию. Ты Гулькин, да?
Тень прошла по Гулькину. На лице сменилось удивление, досада, желание эту досаду сдержать и напускное равнодушие.
— Вовсе не Гулькин. Моя фамилия Носов.
— Ой... значит, я ошиблась... — Гайка со стыдом поняла, что не просто ошиблась, а допустила опасный промах. Конечно, мальчишку называли Гулькиным, но это было прозвище. И видимо, оно ему не очень нравилось. — Я... это случайно...
— Ничего, — снисходительно сказал Гулькин (то есть Носов). Поднялся и взял ранец.
— Носов — это очень замечательная фамилия, — жалобно сообщила Гайка.
— Что же в ней замечательного? Обыкновенная...
— Ну, как же! Писатель такой. Который «Приключения Незнайки» сочинил! И «Незнайку на Луне»! Читал?
— Читал, — безразлично отозвался Носов-Гулькин. — Это не самая интересная книжка про Луну, есть получше.
«Какие же?» — хотела спросить Гайка. Но Гулькин (ой, Носов!) уже явно не был настроен на разговор. Надел ранец.
— Ну, пока... — И зашагал к обрыву. Щуплый, ловкий, с желтой ниткой на пальце, у которого нет названия. Носки трепыхались у карманов, как белые крылышки. Над левым ухом торчала острая, будто сосулька, белая прядь. А вообще-то его прямые волосы падали вниз — на уши, на тонкую коричневую шею...
«Вот так и уйдет», — с печалью подумала Гайка.
Носов достиг обрыва и стал как бы погружаться в землю — это он, видимо, оказался на лесенке среди скал. Исчезли ноги, потом спина и ранец. И наконец скрылась белая голова.
Гайка подумала и... тоже пошла к берегу.