"… – Моя мама не вписывалась в социально удобную женщину, но она была для меня и папой, и мамой, и бабушкой, и дедушкой. Я всем обязан ей! Всем! А она растаяла, как свечка… На глазах… Саркома, граждане! Злокачественное новообразование! И метастазы! Метастазы, чёрт бы их подрал! Она была тёплая, когда я её хоронил! Почему? Она не умерла!.. Она занималась йогой! Она умела отключаться!.. Это была каталепсия! Да-да – она не умерла! Я похоронил её живую!..»
ФЕДЯ:
"… Дверь кабинета отворилась, и в помещение, не обращая никакого внимания на присутствующих, проник бледный худой юноша в помятой рубашке и таких же брюках. Всклокоченная причёска и подозрительно горящие глаза завершали картину первого впечатления, свидетельствуя о том, что в данной голове не всё в должном порядке.
Юноша подошёл к столу и бесцеремонно начал копаться в бумагах.
– Опять рукопись потерял?
Доктор зазвенел ключами, открывая сейф.
– Опять, опять…
– На, и не бросай где попало!
Доктор вынул из сейфа папку и протянул её юноше.
– Кстати, познакомься – наш новый директор!
– Ещё один… – вздохнул юноша и протянул ладонь. – Гений! Я – гений!
– Я – тоже, – улыбнулся Аполлон.
– Иронизируете? А жаль. Улыбка у вас хорошая, – сказал юноша и неожиданно тоже улыбнулся.
– У вас тоже, – ответил Аполлон и не соврал: улыбка бледного юноши была светлая.
Минутой позже герой узнал, что звали его Федей и он занимал должность художественного руководителя Дома культуры."
"… Федя был смелым человеком – он писал и говорил правду! Естественно, что его никогда и нигде не печатали и всерьёз не воспринимали. Это совсем не значит, что те, кого печатали, лгали. Просто их правда особенно глаз не колола и, обходя рифы социальных и природных закономерностей, шибко не тревожила. Даже профессиональные сатирики не решались поднять глаза вверх, против течения – к истокам, и смотрели лишь вниз – по течению, указывая на уже образовавшиеся заторы, а не на те места, откуда несло мусор. Следствием этого было то, что не успевали благодарные труженики ликвидировать один затор, как тут же образовывался новый, и, зачастую, в совершенно непредвиденном месте."
"… Федя же всегда плыл и смотрел против течения, то есть вверх, и не понимал – почему, выше министров, ошибающиеся или бездарные смертные прижизненной гласной критике не подлежат."
НАУМ АРКАДЬЕВИЧ:
"Наум Аркадьевич был личностью незаурядной. В разговоре с собеседником, внушающим доверие, он представлялся не иначе как беспартийной сволочью, видимо, не исключая того, что попадаются ещё и партийные. Конечно же, сволочью он не был, а был по характеру и жизненной позиции Дон-Кихотом, а по профессии врачом. Больные уважали его за то, что он делал их здоровыми, а здоровые – за то, что он не делал их больными.
Надо сказать, что живых Дон-Кихотов не любили, не любят и, видимо, никогда не будут любить власть имущие, благополучные и бескрылые. Как смеялись они над ними, так и продолжают смеяться, а если смех не помогает, то их просто выдёргивают, как вылезший гвоздь из каблука, и швыряют в придорожную жизненную грязь, предоставив полную свободу для окисления. Поэтому биография Дон-Кихота-доктора так же как и биография его литературного коллеги Ламанчского, была сложна, необычайна, полна мытарств и треволнений, падений и подъёмов.