Дырка от бублика 3. Байки о вкусной и здоровой жизни

Пляж… Ну, ребята, пляж в советской пустыне – это конечно… Курай, колючки, антисанитария и зной…

Солнце стремительно летело к зениту. Становилось теплее, теплее, ещё теплее, и вот уже просто невыносимо. Спасаясь от зноя и прибрежной мути, поднятой детворой и опекателями, Аполлон и Федя уплыли к буйкам.

Аполлон лег на спину, а Федя ухватился за один из буйков.

– Эх, хорошо-о! – выдохнул он в сторону гор.

– Ну да! Только убогие и нищие купаются в полдень!

– Значит мы…

– Жертвы! Все! И преступники и праведники!

– Тогда я люблю всех!

– Кстати о любви. Знаешь, за что не любят евреев?

– А как же! За жадность, трусость, сволочизм, за интеллектуальный шовинизм! – как из пушки выпалил Федя.

– Ну, этого-то у кого нет! Это конкретно от человека зависит. У Нюмы и Абрама Моисеевича ничего подобного днём с огнём не сыщешь! Кстати, эти качества в основном питает животная борьба за выживание. Борьба не нужна – и качества не нужны. Нет, не за это не любят евреев. И не за то, что они распяли Христа. Евреев не любят за то, что Христос был еврей. И этот еврей обратил внимание на одно из древнейших антишовинистических посланий инопланетян – возлюби ближнего как себя самого! А так как даже себя возлюбить не получается – мозгов и на это не хватает, то досада и злоба и принимают всякие формы расизма, юдофобии и бог знает чего ещё. Христа не любят! Христа, а не евреев и вообще всех других. И даже когда какой-нибудь очередной дутый академик докажет, что Христос не относился к семитской группе, а был какой-нибудь индеец или чукча, – ничего не изменится! Каждый день, распиная евреев, чёрных, жёлтых, красных, белых или ещё кого-то, подсознательно и с наслаждением распинают Христа! Так что – возлюби и еврея, как себя самого!

– Почему ты стал пастором Билл?

– Ну?

– Бог – это надёжная фирма!

– Всегда надёжная! Ну не на кого больше опереться! Разве что только на тебя!

Аполлон перевернулся и, как скутер, ринулся на друга.

– Ты что? Я сам на буйке сижу! – заголосил тот, но был опрокинут и повергнут в пучину…

После купания друзья не стали жариться на солнце. И когда они переступили порог цистерны-коттеджа, то ощущение было сравнимо разве что с мгновенным переходом из ада в рай. В живой земной рай, где не было невыносимой пыточной скуки от однообразия. Темнота от закрытых жалюзи, мерное жужжание кондиционера и холодильника, мягкие постели и абажурный свет настольной лампочки создавали его.

– Счастье – избавление от всякого несчастья, – потягиваясь, протянул Аполлон и бухнулся на кровать.

– Точно! Как бы позавидовали нам те – на пляже, если бы сравнили свой жуткий кайф с нашим, – тоже с кровати простонал Федя.

– И зря! Надо жить так же и лучше. А то, как бы опять в пещерах не оказаться… – зевая, закончил морализировать Аполлон. – Слева от буйков видел рощу? Мощная зелень! Патологически мощная для этой климатической зоны. После сна пойдём прогуляемся в ту сторону. Думаю, там мы встретимся с ещё большим чудом…

Действительно, вблизи роща производила гораздо более внушительное впечатление, чем издалека. Если посадки у ведомственных коттеджей были жидкие и чахлые, то тут, среди пустыни… Ну что описывать – южный берег Крыма, да и только! А в центре этого рукотворного зеленого буйства стояло то, ради чего оно и было сотворено, – государственная преогромнейшая вилла.

И тишина…

Гробовая тишина…

– Эге-гей! Есть тут кто-нибудь? – крикнул Аполлон в распахнутые настежь ворота.

Тишина…

– Ковровая дорожка! – ткнул пальцем в газон Федя.

– -a!.. – застонал кто-то в кустах, и друзья бросились на помощь.

Но помощь не требовалась. В кустах лежала пьяная и совершенно голая молодая особа. Когда Федя попробовал приподнять так во всех отношениях падшую, та визгливо закричала:

– Не трогай, скотина! Не мешай принимать эту… к… как её?.. Воздушную ванну, мать её!..

Вырвавшись из рук гения, принимающая ванну рухнула назад, на предусмотрительно подстеленный кем-то ватник, и совершенно по-мужски захрапела.

– Навязанное добро – зло! Нельзя навязывать своего понятия о счастье! Ей – хорошо! – весело прокомментировал Аполлон и тут же предупреждающе выкрикнул: – Джип!..

В ворота, как взрыв, ворвался автомобиль. В нём кричал, хохотал и пел целый клубок из молодых человеческих тел. Одно из них выпрыгнуло, закрыло ворота и повесило огромный амбарный замок.

– Начинаются приключения! Ловушка! – прошептал Аполлон.

– Жюль Верн! – с азартом так же тихо ответил Федя.

В вечернем огненно-красном закатном освещении очень рельефно и зловеще обозначились остро отточенные железные пики на воротах и таком же капитальном трёхметровом заборе. Мало того! Чёрные иглы ржавой колючей проволоки кругами вились вокруг пик и над ними.

– Надо как-то выбираться… Пошли вдоль забора! Не может быть, чтобы не было лазейки… – вполголоса сказал Аполлон, и друзья тихонько углубились в джунгли из крапивы и кустарника.

– Р-рр!.. – раскатилось в надвигающихся сумерках, и на Федю прыгнул снежный барс.

– Мама! – больше удивленно, чем испуганно, вскрикнул гений и бухнулся на пятую точку.