Дыша одним дыханьем

Теплая квартира, где он имел свой отдельный уголок, ласковая веселая хозяйка, с которой было так интересно играть, — все это отошло куда-то далеко-далеко. Миг об этом почти и не вспоминал, разве что во сне. Но вот услышал голос Лизы и все вспомнил сразу. И остановился как вкопанный. Потом бросился к проволочной сетке и лег возле нее, глядя на Лизу. Он тихонько поскуливал и всхлипывал от радости и счастья.

С этого часа Лиза при первой возможности бежала к вольерам. Она охотно работала там. Она старательно делала то, что многим девушкам было не по душе — чистила собак, убирала за ними.

Что ж удивляться, если старшина рассчитывал на нее как на примерного солдата. Да, с собаками она работала отлично, но вот держать язык за зубами Лиза совершенно не умела. Все хотелось, чтобы последнее слово осталось за ней. На любое замечание старшины Лиза норовила возразить.

— Боец Самойлович, сколько раз вам надо говорить, что поворачиваться следует через левое плечо, а не через правое?

— Какая разница? — посмеивается Лиза. — Разве мы из-за этого фашистов не разобьем?

Или явится, стукнет каблуками:

— Товарищ старшина, тут лейтенант приказал доложить вам, что я не приветствовала его.

— Что же вы не смотрите, кто идет навстречу?

— Я видела, не слепая. Только почему он требует, чтобы девушка первая кланялась ему? Невежливо это.

— От вас не поклонов требуют, а уважения к старшим по званию. Кажется, объясняли устав.

— Когда писали устав, девушки, наверное, в армии не служили.

Кончалось тем, что Лиза получала наряд вне очереди. Она мыла на кухне посуду, а старшина ходил сумрачный. Ему не хотелось давать Лизе взыскания, но что поделаешь, если она нарушает воинский порядок?

Хлопотно было старшине с этой командой… А все же когда через несколько дней в Сосновку приехал командир батальона, он заметил, что Петров ужо не так горюет из-за своего назначения.

Майор приехал не один. С ним был полковник из штаба фронта. Еще на подходе к бараку команды их встретила высокая девушка с повязкой на рукаве. Обмундирование было тщательно подогнано по ее тонкой фигуре. Девушка подошла твердым шагом, отчетливо доложила:

— Товарищ полковник, дежурный по команде молодых бойцов…

Высокий, немного картавый ее голос звучал уверенно и громко, каждое движение было отработанным.

Полковник радостно улыбнулся. Такого лихого рапорта он не ожидал услышать. Комбат взглянул на подоспевшего старшину и поймал довольную улыбку, мелькнувшую на его лице. Кажется, Егор Сергеевич уже начинал гордиться своей командой.

…На курс учебы молодым бойцам дали всего десять дней. Подъем в шесть, отбой в одиннадцать и за весь день едва полчаса личного времени, когда можно заняться своими делами, пошить, написать письмо. Старшина, глядя на девушек, думал: «Не выдержат. Это и здоровому мужику тяжело». Но они выдерживали — не жаловались, не хныкали.

Был у него как-то разговор с Ниной Бутыркиной:

— Вы должны понимать — тяжело в ученье, легко в бою. Про это еще Суворов говорил…

Маленькая, тихая Нина казалась еще слабее других, но она была единственным членом партии среди девушек; вдвоем со старшиной они составляли партийную «прослойку» команды.

— А мы уж и забыли, когда было легко, — улыбнулась Нина.

«Кажется, она еще меня утешает», — с удивлением подумал старшина.

Возможно, девушка угадала ту боль, которая саднила душу Егора Сергеевича. Не девичье дело — война.

— Разве нам до армии легче было? На нашем заводе автоматы делают. Сами знаете, хлеба нет, угля нет, электричества другой раз тоже нет. А все равно работаем. Я была техническим секретарем в заводском парткоме. Работа как будто не трудная — писать протоколы, подшивать бумажки, ходить в райком, у телефона дежурить. Завод в начале войны эвакуировали в тыл, остался в Ленинграде один цех. День отработаю в парткоме, а вечером иду в цех. Я раньше слесарем была. В цеху на сборке приходилось работать до глубокой ночи. Потом с утра опять в партком. — Помолчав, Нина тихо сказала: — У меня отца кулаки убили. Я его даже не помню, но он был рабочий и большевик. И я еще в детстве решила, что буду как он.

…В минуты отдыха, в перерыве между занятиями, когда можно было рассесться на поляне или полежать на траве, команда превращалась в шумный многоголосый рой. Девушки весело болтали, ребячились, пели. Иногда старшина ловил кокетливые взгляды — девушки испытывали на нем силу своих чар. Тогда Петров принимал суровый, «служебный» вид. Он помнил строгое предупреждение командира: «На этот счет ни-ни! В этом смысле они для нас с тобой бойцы, больше ничего. И такое отношение надо всем внушить с самого начала, с первой минуты, иначе потом уже дисциплины не установим и порядка не будет».

Пока это было, в общем, не трудно, девушки кокетничали скорее из любопытства. Всерьез их волновало другое.

— А что делает наша часть, как воюет? Расскажите про свой первый бой. Вам во многих боях пришлось участвовать? — забрасывали они Петрова вопросами.