И… Меропа хотела бы в их мир. Отец вечно бранился, что она ни на что не годная колдунья, так к чему ей оставаться здесь, если можно жить среди тех, на кого она похожа? Что ей эта чистая кровь, если она не может починить платье с помощью магии и вынуждена тайком доставать по ночам украденные в деревне иголки с нитками и колоть пальцы, неловко заштопывая вечные дыры?
Весь день она вспоминала голос Тома, перебирала в памяти звучание слов из его уст. Некоторые она не понимала, но за тот короткий разговор, что ей удалось подслушать, она запомнила множество сказанных им слов. Весь день она жила мыслью о том, что он вот-вот должен будет возвратиться по той же самой змеевидной тропинке, пролегающей мимо их дома. Ее не могли огорчить гневная брань отца и смешки брата, не смущали собственные неудачи в колдовстве — ничто не имело значения, когда где-то на свете существовал такой красивый человек, как Том Риддл.
Она сидела в саду до позднего вечера, прикрываясь тем, что собирает травы на зиму, а сама то и дело смотрела в даль рощи, где должны был показаться Том и его конь. Вот наконец и он. Заставляет коня двигаться неторопливо, будто даже здесь, на не принадлежащих ему землях, он чувствовал себя хозяином. Меропа смотрела на него, а он затмевал собой ее нищету, оборванное платье и тусклые волосы, которые она старалась расправить пальцами, чтобы они хоть немного перестали лежать сосульками. Когда она смотрела на него, для нее не существовало ни жалкой хибарки, которую она звала домом, ни тирана-отца, ни брата, его любимчика; не было неудач с колдовством, гнилых объедков в кухне-гостиной, мертвых змей, которых Морфин таскал домой каждый день. В воздухе пахло богатством, красотой и жизнью — все пахло Томом из большого дома на холме.
Прошел месяц. Это был первый счастливый месяц в жизни Меропы, но чем сильнее он клонился к концу, тем тоскливее ей становилось. Ее посещали правдивые, но болезненные мысли. Меропа ежедневно работала в саду, она была на воздухе чаще, чем когда-либо за всю свою жизнь. Каждое утро начиналось с того, что она смотрела через ограду на едущего по делам Тома Риддла и пряталась в гуще деревьев и изгородей, наросших вдоль тропинки. Каждый вечер заканчивался тем, что она ждала его возвращения и провожала взглядом до тех пор, пока его высокая, стройная фигура на коне не превращалась в точку на другой стороне долины.
В какой-то из дней Меропа осознала, что ей мало этих кратковременных любований. Она была счастлива беззастенчиво рассматривать аккуратное лицо Тома в эти моменты, но ей хотелось большего. Она мечтала прикоснуться к его руке и узнать, что она теплая, а под пальцами ощущаются чуть выпуклые вены. Она жаждала дотронуться до его тонких губ и увидеть, как они изгибаются в улыбке — улыбке ей. Ей хотелось обвить руками его тело и ощутить, как он уверенно прижимает ее к себе, а в нос ей ударяет аромат его древесного парфюма. О, как бы она хотела прикоснуться губами к его скулам, к прямому носу, потереться щекою о его выточенный подбородок и поцеловать рот, состоящий из одной аккуратной прорези. Меропа хотела запускать пальцы в его волосы и ощущать, какие они густые и гладкие, чувствовать, склоняясь над ним, как свежо они пахнут.
Но он даже не знает, что она существует на свете, что каждый день смотрит на него через дикую живую изгородь, что ждет, когда он коснется взглядом неостриженных кустов и высоким, звонким голосом проронит, как ужасно они выглядят. Она ловит эти взгляды и воображает, что он посмотрел на кусты, потому что заметил ее и послал взгляд ей.
А еще у него была невеста. Меропа увидела ее на седьмой день, как Том приехал в Литтл-Хэнглтон. Ей не тягаться с такой утонченной, изысканной барышней, которая держалась в седле ровно с такой же уверенностью, как и Том. Меропа втайне мечтала, чтобы с девушкой случилось что-нибудь плохое и она умерла, но та была живее всех живых, и под конец июня Меропе стало известно, что они помолвлены, а свадьба назначена на осень.
Меропа впервые узнала, что такое ревность. Это жгучее чувство съедало ее изнутри, заставляло скрипеть зубами, когда Том отправлялся в дорогу со своей спутницей. Но больше всего Меропа страдала от бессилия и понимания того, что ей никогда не выбраться из отцовского дома и не связать жизнь с простым магглом. Отец убьет ее за одну только мысль о нем.