Дыши (ЛП)

Я слушала их, остановившись у качелей, положила руку в варежке на одну из высоких стоек и опустила голову, прижавшись лбом к рукавице. Слушая, и страдая, я поняла, что на всем белом свете нет ничего хуже, чем умершая надежда.

И я слушала песню, когда сильная рука крепко обхватила мое предплечье, но я также услышала собственный придушенный, удивленный вскрик, прозвеневший, если не в ушах, то в голове, когда эта рука, не колеблясь, развернула меня.

И я взглянула в разгневанное лицо Чейза Китона.

Что за frak?

Я моргнула, глядя на него, и сделала это дважды, прежде чем поняла, что его губы двигаются.

Он разговаривал со мной.

— Что? — спросила я очень громко, чтобы перекричать музыку, которую он не мог слышать.

Его голова дернулась, глаза сузились, даже когда они осматривали мою голову. Я почувствовала, как хватка на моей руке исчезла, и внезапно голос Эллы Мэй пропал, потому что Чейз выдернул наушники из моих ушей.

Потом я услышала его рык:

— Господи, это еще хуже.

Я не поняла. Стоя на холоде, на игровой площадке начальной школы, глядя на разъяренного Чейза Китона, я еще не перешла от отрицания своего одиночества к тому, чтобы прочувствовать его до глубины души, отпустить мечту, ощутить, как во мне пульсирует боль, бьет так, как я знала, буду чувствовать всегда.

— Что хуже? — прошептала я.

— Ты. Гуляешь в одиночестве ночью по городу, полному байкеров, которые любят напиваться, шуметь и трахаться, и делаешь это в наушниках и с такой громкой музыкой, что не услышишь, как к тебе кто-то приблизится, даже если на нем будет гребаный колокольчик.

Конечно, он был прав. Теперь я слышала Эллу Мэй даже без наушников.

Быстрым движением большого пальца я поставила «айпод» на паузу, ответив Чейзу:

— Байкеры дружелюбны.

— Нет, Фэй, это не так.

— Но я живу здесь всю жизнь и встречалась с кучей байкеров. Они дружелюбны.

— Ага, местные не гадят там, где живут. А приезжим чужакам, плевать, где гадить. И если бы с тобой что-то случилось, местным байкерам пришлось бы бросить вызов чужакам, так как они причинили вред одному из них, поэтому, где бы они их ни выследили, там начался бы кромешный ад. Не говоря уже о том, что с тобой ничего хорошо не случится еще до того, как ты устроишь весь этот охеренный кошмар.

— Ты много ругаешься, — прошептала я, и его голова снова дернулась, а глаза снова сузились.

— Что? — рявкнул он.

— Ничего, — пробормотала я и закусила губу.

Его глаза опустились на мои губы, а затем снова скользнули вверх.

Внезапно моя рука оказалась в железной хватке, Чейз потащил меня за собой, заявив:

— Я провожу тебя до дома.

Поскольку он тянул меня за руку, а сам он был высоким, поджарым и мускулистым, мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

Но я запротестовала, когда мои ноги задвигались вдвое быстрее, чтобы не отставать от его длинных шагов:

— Все в порядке. Правда. Я живу недалеко, и не буду слушать музыку.

Он резко остановился, дернув меня за руку, отчего остановилась и я, и склонил голову так, что его красивое лицо оказалось в дюйме от моего.

Его глаза были сердитыми.

Нет, яростными.

Я перестала дышать.

— Я… провожу… тебя… домой, — сказал он тихо, медленно, четко проговаривая каждое слово.

Я сделала единственное, что могла. Кивнула.

Он начал отодвигаться, его глаза снова сузились и, к еще большему урону моей способности дышать, притянул меня ближе. Его взгляд скользнул по моему лицу, а затем снова вернулся к моим глазам.

— Ты плакала? — спросил он все еще низким, но уже мягким голосом.

Я уставилась на него, и меня осенило, что он подвел нас ближе к тротуару, где в свете уличных фонарей мог видеть меня яснее.

— Нет.

И вот снова!

Очередная ложь!

Чейз уличил меня в ней, и он сделал это снова тем тихим, мягким голосом, который обычно придавал его низкому привлекательному голосу большую глубину и намного-намного большую привлекательность.

— Милая, у меня есть глаза.

Мне очень нравилось, когда он называл меня «милая». Он сделал это уже дважды, и оба раза это казалось подарком.

Конечно, он, наверное, всех созданий женского пола называл «милая». Так что это был не подарок. Это было сказано просто так. Неосознанно.

Я вдохнула и расправила плечи.

— Хорошо, Чейз. Я плакала. Но данный факт и его причины, тебя не касаются. И раз уж ты так горишь желанием исполнить свой долг блюстителя закона и убедиться, что я в безопасности, проводи меня до дома. Но давай пропустим допрос, если не возражаешь.

— А вот и характер, — пробормотал он.

— Что?

— Ничего, — все также пробормотал он, дернул меня за руку, и мы снова пошли.

Я хотела спросить, почему он бродит по улицам посреди ночи, но сдержалась. Я хотела спросить, где его внедорожник, так как высматривала его, когда мы шли по морозным городским улицам, и не увидела, но снова сдержалась. Я хотела попросить его отпустить мою руку, но и здесь я сдержалась.