Дыши со мной

Наверное, если бы сейчас мне бы шваркнули обухом по голове, мне бы не было так больно. Свяжется с Русланом...Игорь свяжется с Русланом и расскажет ему всё? Господи, если он узнает о беременности....Сможет ли Игорь простить ещё и это? Но имею ли я право рисковать жизнью своего малыша? Нет. Я должна всё рассказать. Я должна сделать это сама и сделать немедленно. Однажды я уже соврала? побоялась, затаилась, а правда всё равно всплыла. И сейчас всплывёт. И если на этот раз Игорь узнает её не от меня, больше его никогда не будет в моей жизни. - Малыш, ты чего притихла? - настороженно заглянув в мои глаза, обеспокоенно спросил он. В его взгляде... где-то в глубине его взгляда плескалось подозрение. Он не знал, но он чувствовал.

- Нам надо поговорить. Я должна тебе кое-что рассказать, - сев на кровати, я почувствовала, как обнажённую спину прожигает тяжёлый взгляд. Господи...умоляю, сделай так, чтобы он понял. Я не смогу. Я просто не смогу ещё раз потерять его. - Тогда, когда я сказала тебе, что в тот вечер, я была с незнакомым парнем...я соврала. Я знаю этого мужчины, и ты его знаешь. И ещё ты знаешь... я надеюсь, что ты знаешь и веришь мне, хотя я этого и не заслуживаю, что я люблю тебя, и каждый день жалею, о том, что сделала.

- Кто был тот мужчина? - резко перебил меня Игорь, и я уловила дрожь в его холодном голосе. Он уже знает ответ, но ему нужно услышать его от меня. Сейчас.

- Руслан.

Он стоял и курил, молчаливо глядя в залапанное окно. Вид с третьего этажа на заброшенные гаражи, не шёл ни в какое сравнение с видом на ночной мегаполис с пятнадцатого этажа. Но казалось, Игорь даже не различает картинок мелькающих у него перед глазами. Прошло уже больше часа, и за это время он выкурил практически всю пачку 'Winston', не произнеся при этом ни слова. Закутавшись в простыню, я сидела на краешке кровати, и смотрела на его идеально ровную смуглую спину, бугрящиеся мышцами руки, кулаки которых он время от времени потирал, татуировку тигра, сделанную на груди и переходящую на левое плечо. Мой взгляд особенно долго задержался на пояснице. Шрам от ножевого ранения был отчётливо виден даже на расстоянии нескольких метров, несмотря на то, что Игорь получил его ещё двенадцать лет назад. Помню как-то, после очередного порыва страсти, я делала ему расслабляющий массаж и заметила красную полосу, покрывшуюся тонкой розовой корочкой. Тогда он и рассказал мне, что эту 'отметину' получил в десятом классе, впервые подравшись из-за девчонки. И ещё у него есть порез от перочинного ножика за ухом. Его он получил уже в студенческие годы, когда он, по его словам, заткнул одного много из себя строящего мажора. А на животе, возле пупка у него есть ещё один небольшой, едва заметный шрам. Во время родов, врачи напортачили с пуповиной, и он чуть было не умер. Я знала, каждый шрам, каждую родинку, каждый синяк на его теле. И сейчас я с особой жадностью впитывала каждый, пуская даже самый крохотный участок на его теле в своё сознание. Я не знала, что сейчас будет. Что будет, после того как он соберётся с мыслями, и немного усмирит свою вспыльчивость, чего я боялась больше всего. Если он сейчас уйдёт - это будет его решение, принятое на здравый рассудок, а значит, он его не изменит.

В кармане джинс Игоря завибрировал мобильник, и мы оба вздрогнули от этого звука. Он разрушил некое оцепенение, повисшее между нами. Затушив сигарету, Игорь достал мобильный и, взглянув на экран, нажал на 'вызов'. Разговор был коротким, но судя по едва заметно подрагивающим ладоням, сжатым в кулаки, очень серьёзным. Игорь по большей части слушал своего собеседника, лишь изредка вставляя короткие 'да' и нет', и вопросы на подобии: 'Когда?', 'Точный ли адрес?', 'Верное ли время вылета?'. Всё время пока Игорь разговаривал по мобильному, я продолжала сидеть на краешке кровати, прижав ноги к груди. Моё тело колотила крупная дрожь. Каждый сантиметр кожи, начиная макушкой и заканчивая кончиками пальцев, покрылся леденящими мурашками. Мне было не просто страшно. Я чувствовала, как медленно начинаю сходить с ума. Время вылета...он, что собирает куда-то уезжать? А я? Ведь он говорил, что мы теперь вместе, что он всё простил...только это было до того, как он узнал, что я предала его с другом. Значит, теперь всё изменилось? Он не сможет этого простить? Что ж, мне не в чем его осуждать. Не знаю, что бы было со мной, если бы я оказалась в его ситуации. У меня нет права просить его всё забыть и начать всё заново. Только вот от этого не легче. Теперь, когда я снова впитала каждой клеточкой своего тела его запах, собрала в ладонях каждое прикосновение к его шелковистой кожи, запомнила взглядом каждый жест, каждую улыбку, каждое слово, слетевшее с его губ, мне будет не просто больно, мне будет адски, дико нестерпимо снова с этим расставаться. И сейчас я уже не уверена, что вновь смогу всё это пережить.