– Подите-ка вы, верные слуги мои, в деревню, где живет Иван, сын крестьянский, который поутру в поле пашет, а ввечеру сарай строит, крышу для избы своей новую ладит, а то просто с другими парнями гуляет по деревне. Берите вы, верные слуги мои, Ивана, сына крестьянского, под руки да ведите проворно сюда, а уж тут я сам все расскажу ему.
Так и сделали верные слуги царя Филофея: пошли в деревню, нашли там избу, в которой жил Иван, сын крестьянский, а узнав, что Иван в поле с самого утра, не стали ждать подле крыльца избяного, не поленились и пошли в то поле, которое нынче с самого утра пахал Иван, сын крестьянский. Как завидел Иван приближающихся слуг царских, так сразу заподозрил неладное. Хотел было побежать к реке или к лесу, да только умным был и потому понял сразу, что не скрыться, не укрыться от зорких глаз и длинных рук слуг государевых. Однако и встречь слугам царевым идти не пожелал – стал посреди поля руки в боки и стоял так себе до той минуты, пока верные слуги царя сами не приблизились к нему и не сказали:
– Не сердись ты на нас, Иван, сын крестьянский. Люди мы подневольные, всю жизнь нашу верно служим царю Филофею, а потому не обессудь, но волю царя исполним мы.
– Воля царя и для меня закон, – отвечал Иван, сын крестьянский. – Потому делайте со мною, добрые люди, то, что царь повелел вам со мною делать.
Как сказал это Иван, так слуги царевы верные взяли его под руки да и во дворец Филофеев повели. Еще и к обеду не протрубили, а стоял уже Иван, сын крестьянский, пред светлыми очами царя Филофея. Оглядел царь Ивана да и говорит:
– Ты не сердись, Иван, сын крестьянский, что слуги мои верные взяли тебя под руки да с поля во дворец мой привели.
Поклонился Иван царю Филофею в ноги и молвил:
– Не сердит я на тебя, царь-батюшка, ведь воля твоя царская есть закон для меня. И волю эту твою готов я исполнить.
– Слушай же, Иван, сын крестьянский. Ночью нынче был мне сон, и в том сне явился старик в оранжевых одеждах и с седою, словно летнее облако на рассвете, бородой. И сказал тот старик, чтобы велел я Ивану, сыну крестьянскому, отправляться за тридевять земель в страну чужую и дальнюю, что в самом полудне от царства моего расположена. Там, дескать, найдет Иван, сын крестьянский, знатное средство для исцеления хвори моей. И сказал тот старик, чтобы выдал я из амбара тебе, Иван, сын крестьянский, десять пар башмаков железных, кои никому пока еще сносить не удавалось. И чтоб возвращался ты, Иван, сын крестьянский, лишь тогда, когда все десять пар башмаков железных износишь в прах.
Выслушал Иван, сын крестьянский, царя Филофея, поклонился вновь в ноги государю и отвечал так:
– Царь ты мой батюшка! Жизнь готов отдать я за то, чтобы здоровье твое драгоценное крепло день ото дня! А потому вели сей же час выдать мне десять пар башмаков железных, кои никому пока еще сносить не удавалось, да укажи мне, куда держать путь.
И велел Филофей выдать десять пар железных башмаков Ивану, сыну крестьянскому. И указал ему путь в сторону полудня или, как еще говорят, в южную сторону. И пошел Иван, сын крестьянский, взвалив на плечи мешок с девятью парами башмаков железных (а десятая пара уже у него на ногах надета была), в ту сторону, где солнце всегда находится в полдень. Шел он долго – не день и не неделю. Шел он, меняя башмаки железные, которые изнашивал на лесных да степных дорогах. И так дошел до самого синего моря, берегов которого не видно, а волны бывают такие высокие, что заслоняют собой даже самые высокие горы. Сел Иван, сын крестьянский, в утлую лодку, которая возле берега стояла, взял весло и поплыл все дальше, и дальше, и дальше в сторону полудня. Скоро и берег сзади исчез из виду. И куда ни бросал взгляд Иван, сын крестьянский, всюду видел только волны морские. Не день и не неделю плыл Иван, сын крестьянский, по морю синему, и только и радости было у него, что, пока плыл, башмаки железные не изнашивались, а мирно лежали в мешке заплечном.