Dyxless. Повесть о ненастоящем человеке

Я протягиваю Мишке косяк, он двумя затяжками приканчивает его. Лицо Мишки еще больше светлеет, он встает, наливает мне и себе чаю, поправляет очки и смотрит на меня взглядом человека, объясняющего туземцу, что книги созданы не для того, чтобы ими разжигать огонь, и произносит:

— Это нельзя объяснить, это можно только ощущать на уровне высоких материй. Это должно просто быть или не быть…

— А по-моему, Миша, это такая смысловая связка у питерской интеллигенции. Ну, знаешь, как у алкашей во дворе связка «бля». Я, бля, пошел, бля, в магазин, бля, там, бля, очередь такая, нах, ну, бля, ваще. А вы вместо «бля» подставляете «духовность», что в сути контекста просто одно и то же… Практически это уже слово-паразит. Вместо него можно использовать украинское «нэзалежность». Тоже в русском языке ни о чем не говорит, но красиво.

— Э-э-э, бразар, не надо все в один компот, не так все упрощенно, ты, кстати, кроме своих книжек по рекламе, читал что-нибудь еще? Русскую классику, например? Или встречаешь рассвет хотя бы иногда??? Хотя бы стоя на балконе… Ты стихи хоть иногда читаешь??? Прочитай, может, поймешь.

— Вот особенно здорово звучат эти отсылы к классике и лирике. Кого ни возьми, любого «героя нашего времени» — Чацкого, Онегина, Печорина, — все персонажи вели абсолютно бесцельное существование, искали смысл жизни, духовные очаги и т. д. И поиски «духовности», если тебя послушать, продолжаются уже века три. А воз, Миша, и ныне там.

— Сложно с тобой. Ты не хочешь понимать, тебе так удобнее, а на самом деле именно в этих поисках и шлифовалась русская общественная мысль. — На сей раз Михаил выглядел уже серьезно. — Потому и людьми были, а не хомо брэндику-сами. Пойми, когда люди проводят жизнь в поисках смысла, в поисках очищения души от материальной скверны, их жизнь озаряется невидимым простому человеку духовным светом. А вам хоть освещение целого стадиона «Петровский» включи прямо над головами, вы все равно будете ходить как слепые котята, натыкаясь друг на друга, сталкиваясь лбами и спрашивая: «Ой, что это? А это чего на тебе?» — Мишка сидел прямо, как обличающий судия, сверля меня взглядом из-под очков…

— Уф-ф-ф, Мишаня, мне чего-то не хочется опять уходить в эти дебри. Давай о более понятных вещах поговорим, а? Я все равно не врубаюсь в твою ебаторию, а то будет как в прошлый раз. До утра ведь глотки драли.

— А чо ты тогда в японистику полез? Сам, кроме слов «тойота» и «Мураками», ничего не знает, а меня обвинил в суконном мышлении европейского бюргера.

— Я?.. Ладно, Миш, забыли. Ну чо? Еще забьем и по политике пройдемся? Ну ее на хуй, эту духовность…

— Давай.

Пока я забиваю третий косяк, Мишка режет докторскую колбасу и черный хлеб. Я отмечаю про себя, что каждый раз по обкурке в нем просыпается домовитость в стиле «любая бы замуж пошла». Раскурив папиросу, я беру с подоконника газету, где мое внимание привлекает заголовок «В какой стране будут жить наши дети?», рядом портрет Михаила Ходорковского, сидящего за решеткой.

— Слушай, чего пишут, — говорю я Мишке. — «Наша страна похожа на расселенную коммунальную квартиру, в которую въехали новые хозяева и пытаются ее обустроить. В каждой комнате свой, отдельно взятый, бардак. Пока новоселы меняют плиту, у них лопаются краны в ванной…» Как тебе такой пассаж?

— Бред полный. Мне лично наша страна напоминает пятикомнатную квартиру в центре Москвы, которая совершенно случайно досталась по наследству от троюродной тети молодому распиздяю, страдающему бездельем и алкоголизмом. Квартира огромная и набитая всяким антиквариатом, который этот чувак распродает, проматывая деньги по кабакам и бабам.

— А потом чего будет?

— Когда потом?

— Ну, когда весь антиквариат закончится?

— Обычно в жизни происходит следующее. Когда антиквариат заканчивается, продают квартиру. — Он воткнул нож в деревянную доску, на которой только что резал колбасу. — Или еще того хуже. Приедут несколько претендентов на наследство тетеньки, и выяснится, что она проживала тут незаконно, а если разобраться, то и старушки-то никакой не было.

— Страшная теория у тебя, Мишка. Ужас какой-то.

— Ужас не в этом, мой друг, ужас в том, что мы начинаем выдумывать эту дурацкую смешанную модель новой квартиры: американская казарменная демократия плюс традиционная европейская тяга к левизне, помноженная на русское распиздяйство. Мне наш следующий президент видится смесью Лимонова и Буша с лицом батьки Махно. Такой грозящий буржуям ракетами чувак, в пиджаке штандартенфюрера СС, юбке и кружевных чулочках, но с огромной лохматой бородищей. А судя по тому, как мы вырываем столетние дубы нашей истории и щедро удобряем новые грядки в ожидании всхода новой либеральной тыквы, так оно и будет.

— Нет, Мишка, тут я не согласен. Ничего мы сами не выращиваем. Никаких либеральных тыкв. Все гораздо проще, нас просто развели втемную.

— Это как же?