Дзея

Устал, ищу угла,

И толь от дыма, толи от раненья,

В глазах слеза.

Сегодня у дружу с собой,

Сегодня воскресенье,

Я оскорбляю сам себя

И у себя прошу прощенья.

Я не прощаю сам себя,

Но и тебя я не прощаю,

Когда-то ты поймешь меня,

Но будет поздно, я растаю.

Сегодня у дружу с собой,

Сегодня воскресенье,

Сегодня длится много лет.

Какое невезенье.

Май 1984

Кризис

Мой траур сидит на дереве,

Не плечах моих, на шее,

Печалит меня то, что ушли надолго счастье и радость.

Кризис как мороз наступил, жжет и плечи опускает.

Я сам не свой и помочь мне нельзя,

Я дойду полосой черной к белому,

Все пройти, испытать заставляет жизнь,

И душа кризисует досадно.

Не печаль моя, не она тоска,

Не про то, что писал, я думаю.

Я пришел к концу

Февраль 1985

Туман

Капельки тумана стоят в воздухе без движения.

Атмосфера состоит из капелек.

Кажется, возьми город сейчас и выжми,

И как много воды окажется во всех закоулках,

Ямах, на каждой стене, на окнах, на траве,

На подернутых как будто сединой желтых кронах.

Тишина.

В тумане и тишине рождаются шпили, островерхие крыши.

Северная изящность, легкость и тяжесть.

В тишине и обреченности на увядание,

Среди шепчущихся капелек

Отголоски хорала.

День, похожий на увядание, серый,

Серое небо, серые желтые деревья, туман, орган.

Люди спешат, не видят друг друга,

В их легких тоже капельки и они тоже слышат орган.

Гляжу на высокие, сводящие кверху две линии церковные окна.

Деревянные скамьи, церковь пуста.

Слушаю, замерев.

Сентябрь 1984

Поверьте

Что волнует меня, человека?

Даль эховая, близь сложная?

Цель моя заветная?

Как клятва в рабстве – завет?

Нет.

Здоровье сначала, а рабство потом.

Устал раскрывать темы.

Хочется просто нести вздор,

Что в просторе,

Все складывается из грусти.

Убейте в себе зверя, раскройте глаза

И поверьте во что-нибудь.

Декабрь 1984

Я был у моря в декабре

Я был у моря в декабре.

Суровый ветер дождь метал по пляжу,

Из темноты неслись шум сосен и ворчанье пены.

Далекий, мощный гул.

Декабрьское море наступает,

Кидает в город дождь.

Я тосковал по сентябрю, по тихому лесному листопаду,

Последним моим верам на тепло.

Февраль 1985

Весной

Светлой ночью звон капели.

Это оттепель и пахнет весной,

Пахнет тающим снегом и мокрым ветром,

Пахнет собачьей шерстью.

Пахнет лужей.

Светлая ночь за окном,

Небо тучливое, мрачное.

Грустится.

Январь 1985

Про зимний день

Зимний лес за окном, за дорогой

Белыми шапками вслед поезду машет.

Синие ели, березы и сосны

У порога в мир сказки,

Белого снега и голубого мороза.

Мчит электричка,

Сверкает огнями на стыках,

Въезжает в день новый из ночи.

Солнце встает,

Золотит небосвод,

Жуткий мороз не щадит.

Прощается ночь и уходит отсюда,

Чтоб скоро вернуться

И в хваткий космический холод

Вернуть наш задумчивый Север.

Наш темный Север спит под снегом.

Ему в дымах сел и повесей,

И в душных берлогах,

Под шубою снега на соснах и елях

Не страшен мороз, вой свирепых метелей.

Апрельских капелей не жди.

Скрип снега. Сухая зима.

Спасаешься дома, а щеки горят.

Едет электричка, едет,

Рассекает утреннюю свежь,

Несется из города в город,

Я сжался в углу на сиденье,

Раскрыл блокнот, подул на пальцы.

Зимний лес за окном, за дорогой.

Январь 1985

Вразброд

Вы хотите увидеть тексты, где все мысли вразброд?

Образец шатания среди пустот?

Пишите.

Читайте.

Лелейте мысли, кладите из в строки,

Не ищите стихоразмеров.

Пишите деревья. Рисуйте слова.

К концу дня прогресс творит с головой умопомрачительные вещи.

Февраль 1985

Мистификатор

Скрипач и скрипка поют вместе.

В той песне нет лести.

За сто гор, за сто рек зовет песня.

На дальний путь обрек

Старый еврей свою душу.

Серый нос, впалые глаза, пьяные руки.

Он работает за хлеб, он делает слезы.

За слезы хлеб.

Что дашь за соленую воду?

Тебе одному скрипка пела.

Облита вином и слезами.

Старый еврей тебя облил на прощанье взглядом.

Черные глаза – единственное, что не выцвело на лице.

Февраль 1985

Жажда

Только ночью дышу.

Эта ночь не колдует – пьянит.

Яблочный ветер застиг,

Ни души на квартал.

Только где-то в дали шум бегущих машин.

Шум берез, шум окраины города.

Если б мог я уйти,

Взяв друзей, взяв подруг,

Если был бы я чародеем,

Запах трав я назвал бы любовью

И, наверное, все бы отдал за любовь.

Не забуду я синюю даль,

Неба звездную крышу.

Как укроет меня, не забуду.

Силуэты дерев, и сгущается ночь,

Как стена иллюзорная – небо, березы.

Воздух ночной.

Он так густ и так чист,

Что хоть ешь его ложкой и с хлебом.

Небо – не колокол, месяца нет,

Тушит огни моя улица.

И ветер скользнул по щеке.

Ночь так мягка и упруга – прыгай в нее из окна.

Ночь подступает, жизнь предваряет, утро рождает.

Летняя ночь проливается в комнату

Легким стихом.

Стук колес.

Ночью живу, ем ее ложкой,

Ни с кем не делюсь.

Июнь 1985

Три

Громогласье, талант в требовании.

Маленькая серость, незаметная, ненужная,

О звездах что-то силится рассказать.

Звезды не ложатся на бумагу,

И разрастаются строки восклицательными знаками.

«Не выразить в словах», кричит.

Рука застыла на последней точке

Магического трехточия.

В точках чувства, песни, музыка.