Дзен-буддизм и психоанализ

Очень важно понять, что просветленность не является состоянием диссоциации или транса, в котором человек считает себя пробужденным, хотя на деле продолжает спать. Западный психолог, конечно, склоняется к мысли, что сатори представляет собой просто субъективное состояние, род транса в результате самовнушения. Даже симпатизирующий дзен-буддизму психолог, каковым был Юнг, не сумел избежать этой ошибки. Он пишет: «Само воображение является психическим событием, а потому, называем ли мы просветление реальным или воображаемым, оно имматериально. Есть ли просветление на самом деле, или его наличие только предполагается — в любом случае человек считает себя просветленным… Даже если это будет ложью, ложь тоже будет духовным фактом»[55]. Здесь находит свое выражение общая релятивистская позиция Юнга по отношению к «истине» религиозного опыта. В противоположность Юнгу, я думаю, что ложь никогда не будет «духовным фактом», да и никаким иным, кроме как фактом лжи. В любом случае дзен-буддисты не разделяют воззрений Юнга. Напротив, для них решающее значение имеет различение подлинного опыта сатори, в котором обретение нового видения мира реально, а потому истинно, и псевдоопыта, который может иметь истерическую или психотическую природу. Даже если ученик убежден в том, что он уже достиг сатори, наставник дзен должен пояснить ему, что этого на самом деле не произошло. Именно в этом заключается одна из функций наставника дзен: он охраняет ученика от смешения реального и воображаемого просветления.

В психологических терминах полное пробуждение к реальности можно сформулировать как достижение «продуктивной ориентации». Это значит, что отношение человека к миру не есть ни рецепция, ни эксплуатация, ни накопительство, ни рыночная ориентация, но является отношением творческим, активным (в том смысле, какой вкладывал в это понятие Спиноза). В состоянии полной продуктивности нет той завесы, которая разделяет Я и не-Я. Объект перестает быть противостоящим мне объектом. Роза, которую я вижу, не является таким объектом моего мышления, когда своим суждением «Я вижу розу» я подвожу ее под категорию «розы». Она дана мне в модусе «роза есть роза есть роза». Состояние продуктивности в то же время есть состояние наивысшей объективности: я вижу объект без искажений, привносимых моей алчностью или моим страхом. Я вижу что-то или кого-то, не привнося своего желания относительно их бытия или небытия. В этом модусе восприятия отсутствуют паратаксические искажения. Все предстает во всей своей жизненности, в синтезе субъективного и объективного. Объект интенсивно переживается мною, и все же он остается самим собой, каков он есть. Я вызываю его к жизни, а он приводит к ней меня. Сатори таинственно только для того, кто не отдает себе отчета в том, насколько его восприятие мира является чисто ментальным либо паратаксическим. Если это осознается, то понятен и другой способ осознания, который можно назвать полностью реалистическим. Можно испытать лишь проблеск такого осознания, но уже он дает о нем представление. Мальчик, обучающийся играть на пианино, не играет на нем так, как великий маэстро. Но в исполнении маэстро для него нет ничего таинственного — это лишь доведенный до совершенства рудиментарный опыт, которым располагает мальчик.

Нецеребральное восприятие реальности без искажений представляет собой существенный момент дзен. О нем ясно говорится в двух историях.

Одна из них рассказывает о диалоге учителя дзен с одним монахом:

«— Старался ли ты когда-нибудь дисциплинировать себя для истины?

— Да, старался.

— Как ты упражнялся?

— Когда я голоден, я ем, когда устал, сплю.

— Но так делают все. Можно ли сказать, что они упражняются так же, как и ты?

— Нет.

— Почему?

— Когда они едят, они не едят, а думают о самых разных других вещах, позволяя им себя отвлечь; когда они спят, они не спят, но видят сны о тысяче и одной вещи. Вот почему они на меня не похожи»[56].

Этот рассказ вряд ли требует пояснений. Средний человек, влекомый беспокойством, жадностью, страхом, постоянно погружен (как правило, того не осознавая) в мир фантазий, в котором он приписывает миру какие-то качества, проецирует то, что отсутствует в реальности. Это было верно для времени, когда состоялся этот диалог; это тем более характерно для сегодняшнего дня, когда почти все видят, слышат, чувствуют и ощущают скорее посредством своей мысли, чем посредством присущих нам способностей видеть, слышать, чувствовать и ощущать.

Столь же откровенным является другое высказывание учителя дзен: «Перед тем как я стал просветленным, реки были реками, горы — горами. Когда я начинал путь к просветлению, реки не были реками, горы не были горами. Теперь, когда я достиг просветления, реки снова реки, горы снова горы».