Дзен футбола

Утром выяснилось, что стереть пятно с нашей репутации не было никакой возможности, ибо все страницы книги были тщательно пронумерованы. Журнал бросили в выгребную яму, что значительно упростило пожарное дело всем, кроме меня.

Как самый молодой и по их меркам непьющий, я по-прежнему был топорником и работал с рукавом, который профаны называют брандспойтом. Один конец этого брезентового хобота накручивался на гидрант, другой* следовало держать, пропустив по спине, широко расставленными руками. Водяная струя, нагнетаемая насосом пожарной машины, способна развить давление в 12 атмосфер и перерубить тлеющую балку, не говоря о человеке. i

С ее силой я познакомился на практике, когда «дежурил в лакокрасочном цехе. Зачитавшись:. Гончаровым, я не сразу обнаружил возгорание, а • когда мне на него недвусмысленно указали, поторопился направить рукав на потолок, но попал в; сварщиков. С лесов они послетали, как утки в тире. В результате огонь залили из ведра, и только; после того, когда меня удалили с территории.

Несмотря на фиаско, я не разлюбил пожарных " и любуюсь их работой каждый раз, когда представится случай. Боясь накликать беду, я не берусь назвать пожар красивым. Скорее он прекрасен в своей смертоносности, как всякий парад стихий. Живя по другим правилам, огонь подчиняет своей астральной природе нашу трезвую физику. Огненные языки подражают зыбкой архитектуре сна. Огонь творит наоборот - не создавая, а уничтожая. Он расплетает ткань бытия, завершая ее существование величественным фейерверком.

Впрочем, огонь был не причиной, а поводом нашего пребывания на работе. Окончательно • это выяснилось, когда завод сгорел, пока я был в отпуске. Рабочим удалось спасти в дым пьяных пожарных, но больше я их никогда не видел, только во сне, хотя и наяву думал о них чаще, чем о тех, кто достоин вроде большего внимания.

ЧЕСУЧА И РОГОЖА

- А правда, что все журналисты мечтают написать роман? - Нет, - солгал я. «Компромисс»

Я

всегда верил в коммунизм больше власти, которая его исповедовала. Не разделяя догматы собственной религии, она забыла мистерию труда и свирепо наказывала всех, кто хотел хорошо работать. Например - До-влатова. Родина мешала ему заниматься тем, что было полезно обоим. Собственно, только поэтому все мы и перебрались через океан. Нашей американской мечтой был, однако, не дом с лужайкой, а по-прежнему субботник: «свободный труд свободно собравшихся людей». Более того, нам удалось добиться своего. Мы построили коммунизм в одной отдельно взятой газете, которая продержалась дольше Парижской коммуны и сделала нас всех счастливыми.*»«» amp;*»Ф» amp;»# amp;#Й»*Жй amp;»*»#«®»«3*® amp;®®«|»®*Ж*|9®»8*«»'«

Как и в другом - большом - мире, капита-. лизм, конечно, одержал победу над коммуниз-» мом, но не раньше, чем у нас кончились деньги.? За год «Новый американец» заработал 240 ты-* сяч долларов, а потратил 250. И никто так и не» придумал, как эти нехитрые цифры поменять* местами. •

Теперь, четверть века спустя, историки Тре- • тьей волны считают цыплят по осени и потро- I шат подшивку «Нового американца», чтобы най- • ти ему объяснение. По-моему - напрасно. Газе-* та, как радуга, не оставляет следов. Она вся про-; цесс, а не результат, сплошная сердечная суета, «воспоминание, не требующее документа. Так бы- t ло, вот и слава Богу.;

Довлатов не помещался в газете, но она ему» нравилась. Иначе и быть не могло. Газета была* порталом советской литературы, ее пропилея- J ми и проходным двором. Другого пути в офи- I циальную словесность не существовало, и Сер-* гей принимал это как должное. В поисках слу-* чайного заработка и приблизительного стату-* са, Довлатов служил в самых причудливых из- «даниях. Судя по его рассказам, он был королем I многотиражек. В это, конечно, легко поверить, потому что Сергей умел любую халтуру украсить ловкой художественной деталью. Например такой. I Когда знаменитый джазовый пианист Оска,* Питерсон чудом оказался в Таллине и даже вы «ступил там, Сергей написал на концерт газетнук* рецензию, которая заканчивалась на верхней -I хемингуэевской - ноте:* «Я хлопал так, что у мсхы остановились но; вые часы».* Тридцать лет спустя мой коллега и тоже боль I шой любитель джаза Андрей Загданский принес I в студию запись того самого таллинского кон* церта Оскара Питерсона - 17 ноября 1974 года.! Мы пустили запись в эфир, предупредив, что в* овации, которые то и дело прерывают музыку,* вплелись и довлатовские аплодисменты.