Дзен футбола

Жанров без подсознания не существует. У детективов оно разговорчивей других. Детектив напоминает сон. Те, кто толкует его по Фрейду, успокаиваются, узнав убийцу. Приверженцам Юнга достается целина жизни - правдивые окраины текста.

Постороннее в детективе наливается уверенной ртутной тяжестью. Это - не наблюдения за жизнью, а ее следы. Как кляксы борща на страницах любимой книги, они - бесспорная улика действительности.

Велик удельный вес случайного на поля детективного сюжета. Самое интересное тут происходит за ойкуменой сюжета. Вопрос в том, сколько постороннего способны удержать силовые линии преступления - радиация трупа.

Мы читаем рассказы о Холмсе, выуживая не-относящиеся к делу подробности. В них - вся соль, ради извлечения которой мы не устаем перечитывать Конан Дойля.

Обычные детективы, как туалетная бумага, рассчитаны на разовое употребление. Только Холмс не позволяет с собой так обходиться. У Конан Дойля помимо сюжета все бесценно, ибо бессознательно. В других книгах эпоха говорит, в этих - проговаривается. У XIX века не было свидетеля лучше Холмса - мы чуем, что за ним стоит время.

Холмс вобрал в себя столько повествовательной энергии, что стал белым карликом цивилизации, ее иероглифом, ее рецептом, формулой. Пытаясь расшифровать эту скоропись, мы следим за Холмсом с той пристальностью, которой он сам же нас и научил.

Самые истовые из его читателей - как новые масоны. Они назначили деталь реликвией, сюжет - ритуалом, чтение - обрядом, экскурсию- I паломничеством. Так уже целый век идет игра I в «священное писание», соединяющая экзегезу '» с клубным азартом.

В этой аналогии меньше вызова, чем смысла: I Шерлок Холмс - библия позитивизма. Цивили-', зация, которая ненароком отразилась в сочине-[ ниях Конан Дойля, достигла зенита своего само• уверенного могущества. Ее сила, как всемирное I тяготение - велика, привычна и незаметна.

О совершенстве этой социальной машины сви-I детельствует ее бесперебойность. Здесь все рабо-J тает так, как нам хотелось бы. Отправленное ут• ром письмо к вечеру находит своего адресата с той ', же неизбежностью, с какой следствие настигает • причину, Холмс - Мориарти, разгадка - загадку.

Эпоха Холмса - редкий триумф детерминиз-I ма, исторический антракт, счастливый эпизод, • затерявшийся между романтической случайнос[ тью и хаосом абсурда.

Если преступление - перверсия порядка, то "• оно говорит о последнем не меньше, чем о пер-J вом. Читая Конан Дойля, мы подглядываем за | жизнью в тот исключительный момент, кото-I рый кажется нам нормой.

Криминальная проза - куриный бульон сло-I весности. Детектив - социальный румянец, признак цве• тущего здоровья. Он кормится следствием, но живет причиной. Он последователен, как сказка о репке. В его жизнерадостной системе координат жертва и преступник скованы каузальной цепью мотива: кому выгодно, тот и виноват.

Если есть злоумышленник, значит, зло умышленно. Что уже не зло, а добро, ибо всякий умысел приближает к Богу и укрывает от пустоты.

В мире, где жертву выбирает случай, детективу делать нечего. Когда преступление - норма, литературе больше удаются абсурдные, а не де-гективные романы.

Цивилизованный мир Британской импперии - главный, но тайный герой Конан Дойля, о котором он сам не догадывался. Да и мы узнаем о нем только тогда, когда, собрав рассыпанные по текс-гу приметы, поразимся настойчивости их намека.

Как и Ленин, Конан Дойль торопится захватать все, что нас связывает: телеграф, почту, юкзалы, мосты, но прежде всего - железную до-эогу: Холмс никогда не отходит далеко от стан-дии, Ватсон не расстается с расписанием.

Возможно, в авторе говорил цеховой интерес. Рассказы о Холмсе - первая классика вагонкой литературы. Они, мерные, как гири, рассчи-ганы на недолгие пригородные поездки. Единица текста - один перегон. Сочетая стремительность фабулы с уютом повествования, они иде-шьно дополняют меблировку купе. Детектив - дом на колесах. И лучше всего читать его на ходу, ибо всякая дорога потворствует приключениям. Нанизывая на себя авантюры, она выпускает случай на волю. У Конан Дойля, однако, железная дорога не нуждается в оправдании. Она помогает не сюжету, а героям: в купе они набираются сил.

Железная дорога - кровеносная система цивилизации. Делая перемещение бесперебойным, а остановки предсказуемыми, она покоряет пространство и время, укладывая стихию в колею прогресса. Здесь не может случиться ничего непредвиденного. Сюда запрещен вход случаю, ибо он угрожает главной ценности XIX века - размеренности движения.

Английская железная дорога - перенесенное из истории в географию наглядное пособие по эволюции, страстную любовь к которой Конан Дойль разделял со своим временем.