Дзен футбола

Неудивительно, что Слава напоминал рассе-: янного академика из сталинской фантастики, чудом перебравшегося в Калифорнию. За рулем он вел себя шахидом: в городе игнорировал светофоры, на шоссе предпочитал обочину. На прощание Слава обещал меня навестить. - Когда? - Когда получится! - вскипел он. - А заранее, - заныл я, - узнать нельзя?

- Вот еще! - отрезал Слава, и ушел не обо-"? рачиваясь. Я и сам был таким - мятежным, романтиче• ским, неточным и расплывчатым. В школе, скажем, меня мучили поля. Их девственность пола- ', галось стеречь в каждой тетради, но все мои* строчки норовили заползти в запретную зону. I Не зная, куда заведет вдохновение, я не мог ос- ' тановиться до тех пор, пока не получал «двои- • ку». Мои тетради бродили по школе: учителя пу-* гали ими друг друга. Лишь к старости я распла- • тился за ошибки молодости - тем, что перестал I их прощать другим. •

Как бессонница, пунктуальность - тяжелое • бремя; и для тех, кто ею страдает, и для тех, кто I слушает, как ею хвастаются. Порок параноика,* она пытается обуздать хаос, обещая предусмот-* реть все на свете. На этом свете, конечно. Стра- I шась потусторонних неожиданностей, я стара- «юсь их обойти - заблаговременно.*

Другие считают, что в этом уже нет нужды.* Это раньше время было глыбой. Тяжелое и мер-ное, оно давило всех поровну. Теперь оно рас- I кололось на мириады темпоральных капсул,» позволяя каждому жить, когда хочется.

Приватизация времени обнаружила его ис-* тинную суть: выяснилось, что оно у всех разное.* Персональное ощущение длительности разнит- I ся, как опечатки пальцев.

- Настоящее - условность, - сказал мне по» телефону так и не добравшийся до Нью-Йорка* Слава. - Если тебе случалось поднять трубку до* I того, как раздался звонок, это значит, что ты; живешь в будущем. • Собственно, так оно и есть. Обгоняя сего» I дняшний день ради застрашнего, я живу взай• мы у будущего, прибавляя выходные к отпуску I и отпуск к пенсии. Умом я понимаю смехотвор-J ные претензии пунктуальности на вечность, на• шей частью которой является время, но все I равно боюсь опоздать не меньше старомодной • кукушки из допотопных ходиков. В оправдание! я, как все, цитирую последнего (и самого без-; дарного) из всех Людовиков, назвавшего точ• ность «вежливостью королей». Возможно, это J и так, но тем, кто редко бывает при дворе, она • уже не нужна.

Нелюбимое дитя проклятой индустриальной; эры, пунктуальность синхронизировала трудо• вые усилия. Она поднимала по гудку целые го-; рода и ставила их к станку, как к стенке. Раб• екая добродетель, пунктуальность навязывала '. себя тем, кто не мог ее избежать - ведь от хо-; рошей жизни никто никуда не торопится. На• учившись ценить нематериальное, ручное и I штучное, наш юный век решительно остановил • конвейер, когда обнаружил, что талант стоит I больше времени. С тех пор лучшие приходят; на работу не только когда вздумается, но и ес• ли захочется. • ьслед за трудом пунктуальность покинула наш досуг. Приспосабливаясь к жидкому расписанию новой жизни, телевизор рассказывает новости не по вечерам, а когда включили. И кино теперь можно смотреть, когда захочет зритель, а не кинотеатр. Но сильнее всего пунктуальность пострадала от мобильного телефона. Благодаря ему, мы идем по жизни, помечая дорогу звонками, как пес - столбы. Сотовая связь упразднила древнюю концепцию свидания. Невзыскательный этикет беззаботного поколения утверждает, что нельзя опоздать, если можно позвонить.

Теряя практический смысл, пунктуальность взамен приобретает эстетическое измерение. Учтивое обращение со временем красиво, как всякое бесполезное и потому вымирающее иг кусство вроде целомудрия и умения повязывать галстук. И я благодарен пунктуальности за то, что она размечает мой путь к развязке, поверяя маршрут не часовой, а минутной стрелкой.

ПАМЯТИ КНИГИ

Я

не боюсь, что люди перестанут читать или, тем более, писать. В одной Америке 8 миллионов блогеров истерически строчат заметы на полях своей нехитрой жизни. (Они напоминают мне упомянутый в «Республике ШКИД» журнал «Мой пулемет», который так назывался не за боевитый характер, а потому, что часто выходил.) Не верю я и в полную лик-кпдацию книги, ибо не могу себе представить ничего более удобного: дешево, сердито и без батареек.

Более того, я не вижу трагедии и в том, что электронная книга вскоре оторвется от бумажного оригинала и начнет самостоятельную жизнь на экране каждого компьютера. Вспомним, что литература, причем лучшая - от фольклора до 1омера, умела обходиться не только без книг, но даже без письменности. Поэтому во всех грядущих переменах меня, собственно, страшит не «только смерть книги, сколько ее последствия - будущая судьба самого чтения, которой обещает I радикально распорядиться стремительно насту- j пающая дижитальная революция.?