Дзен и исскуство ухода за мотоциклом

Я стараюсь, как могу, и продолжаю побудку первым четверостишием из «Рубайята Омара Хайяма». Утес над нами похож на какой-нибудь утес в пустыне Персии. Но Крис не соображает, что это я такое несу. Он смотрит на верхушку утеса, а потом лишь сидит и щурится на меня. Чтобы воспринимать скверную декламацию с утра, нужно определенное настроение. А в особенности — таких стихов.

Вскоре мы снова едем по дороге, которая извивается и петляет. Мы устремляемся вниз, в огромный каньон с высокими белыми утесами по сторонам. Ветер просто замораживает на ходу. Дорога выводит на солнечный свет, который, кажется, прогревает меня и сквозь куртку, и сквозь свитер, но скоро мы возвращаемся под сень стены каньона, где ветер начинает подмораживать снова. Этот сухой пустынный воздух не держит тепла. Губы, обдуваемые ветром, сохнут и трескаются.

Несколько дальше мы переезжаем через дамбу и выскакиваем из каньона на какую-то высокогорную полупустыню. Это уже Орегон. Дорога вьется по местности, напоминающей северный Раджастан в Индии, где не вполне пустыня (много сосен, можжевельника и травы), но и не возделываемые земли тоже — кроме тех мест, где в лощинах или долинах есть небольшой избыток влаги.

Эти безумные четверостишия «Рубайята» продолжают вертеться в голове.

…есть что-то в травки узкой полосе,
Что отделяло бы пустыню и посев.
Есть страны, где слов «Раб» и «Господин» не знают:
Мне жаль Султана, что б на трон там сел…

Перед глазами встают руины древнего дворца Моголов у начала пустыни, где краем глаза он увидал куст дикой розы…

…А первый месяц лета, что так розов... Как там дальше? Не знаю. Мне оно даже не нравится. Я заметил, что с тех пор, как началось это путешествие — а в особенности с Бозмена — фрагменты эти кажутся все меньше и меньше частью его памяти и все больше и больше — моей. Я не уверен, что все это значит… Думаю… Нет, не знаю.

Думаю, у этого типа пустыни есть какое-то название, но не могу вспомнить его. На дороге никого, кроме нас.

Крис орет, что у него снова понос. Мы едем дальше, пока я не замечаю внизу речку, и мы съезжаем с дороги и останавливаемся. На его лице снова смущение, но я говорю, что нам некуда спешить, вытаскиваю смену белья, рулончик туалетной бумаги и кусок мыла и говорю, чтобы он тщательно вымыл руки, когда закончит.

Сажусь на омархайямовский камень, созерцаю эту пустыню и чувствую себя неплохо.

…А первый месяц лета, что так розов… о!.. вот, возвращается…

День новый сотни роз дарить нам рад?
Но где ж тогда дней прошлых розы спят?
А первый месяц лета, что так розов,
Из жизни заберет Джамшид и Кей-Кубад.

…И так далее, и тому подобное…

Давай слезем с Омара и займемся Шатокуа. Для Омара лучшее решение — рассиживать себе, хлестать вино и чувствовать себя паршиво от того, что время проходит, поэтому Шатокуа подходит мне как ничто другое по сравнению с этим. Особенно сегодняшний — о сметке.

Я вижу, как Крис поднимается по склону обратно. С облегчением.

Мне нравится слово «сметка», потому что оно такое домашнее, такое заброшенное и такое не стильное, что похоже, будто ему нужен друг, и оно не станет отвергать никого, кто ему попадется. В английском языке «сметка» — старое шотландское слово, раньше им много пользовались американские пионеры, но, как и слово «родня», нынче оно, кажется, совершенно выпало из употребления. Мне оно нравится еще и тем, что точно описывает, что именно происходит со всеми, кто подсоединяется к Качеству. Они наполняются сметкой.

Греки называли это enthousiasmos, корень слова «энтузиазм», что буквально означает «наполненный theos'ом» — то есть Богом или Качеством. Видишь, как все сходится?

Человек, наполненный сметкой, не просиживает впустую, рассусоливая обо всяких вещах. Он — на передовой плоскости поезда собственного осознания, он наблюдает за тем, что появляется на рельсах, и готов встретить это нечто, когда оно возникает. Вот что такое сметка.

Крис подходит и говорит:

— Мне уже лучше.

— Хорошо, — отвечаю я. Мы упаковываем мыло и бумагу, кладем полотенце и сырое белье туда, где они не смогут намочить всего остального, поднимаемся и движемся дальше.

Процесс наполнения сметкой происходит, когда человек спокоен достаточно долгое время для того, чтобы увидеть, услышать и почувствовать настоящую вселенную, а не просто чьи-то зачерствевшие мнения о ней. Однако, в этом нет ничего экзотического. Вот почему мне нравится это слово.