Дзэн как органон

Однако заметим прежде, что речь об «онтологических аспектах сатори» требует терминологического пояснения. Напомним, что в синергийной антропологии — и, в частности, в парадигме духовной практики — онтология отнюдь не имеет классического смысла «метафизики бытия» и онтологический дискурс не является «онтологией» в понимании классической метафизики. Лишь оттого наша парадигма духовной практики и приложима к рассмотрению буддийских практик, что в ней, как и в них, — последовательно энергийный (динамический, деятельностный, процессуальный…) дискурс. Буддийская философия, развивающая такой дискурс в радикальной форме дхармической потоковой дескрипции, чаще всего отказывается от всего словаря «онтологии» и «бытия». Такое решение, однако, не является единственно возможным; при той или иной модификации и переинтерпретации, этот словарь может быть в некой мере сохранен, и его богатые инструментальные возможности использованы. Из авторитетных современных рецепций буддийской мысли, позицию полного отвержения онтологии проводит, напр., А.М. Пятигорский, категорически заявляющий, что, в силу концепции взаимозависимого возникновения, «возникновение… безусловно исключает бытие чего бы то ни было»[76] и, следовательно, также «нет онтологии… онтологии не может быть в силу взаимообусловленного возникновения»[77]. Между тем, Х.Гюнтер — «единственный человек на Западе», кто понял тантрический буддизм, по словам Б.Дандарона (учителя А.Пятигорского), — в своих книгах интенсивно использует концепт бытия, вводя и его различные производные, а равно не отказывается и от термина «онтология», давая ему весьма естественное для буддизма переопределение: «Онтология, учение о том, что есть… квалификация «о том, что есть» имеет целью провести различие между использованием «онтологии» в буддийском контексте и обычным западным употреблением термина»[78]. Что касается нас, то мы следуем по второму пути, согласно терминологии синергийной антропологии, переводя бытие и онтологию, дискурс бытия как такового, в энергийное измерение, как речь о бытии-действии. В смысле этой энергийной переинтерпретации и следует понимать всю дальнейшую дискуссию.

Возвращаясь к сатори, важно, прежде всего, раскрыть до конца его связь с начальной ступенью парадигмы, Обращением. Мы видим, что сатори родственно Обращению-

Покаянию: обе эти репрезентации Обращения имеют синергетическую природу. Однако при этом они существенно разнятся в онтологическом аспекте. Обращение-Покаяние — не только синергетическое, но и синергийное событие: эффект самоорганизации вызывает в нем энергия Инобытия, так что имеет место встреча двух онтологически различных энергий — синергия, пусть она и осуществляется здесь лишь в зачатке, проблеском, имплицитно. И энергия Инобытия инициирует процесс восхождения к Инобытию — процесс, происходящий в онтологическом измерении, подлинно альтернативный по отношению ко всему способу, горизонту эмпирического существования. По этой причине, весь путь, что подводит человека к Обращению, не входит в духовную практику, ибо это — еще инородный ей, не онтологический процесс. Сколь бы он ни был труден, усерден, — он еще по другую сторону Духовных Врат, в эмпирии, «в горизонтальной плоскости», он еще не имеет онтологической, «вертикальной» компоненты, которая лишь рождается в

Обращении. Но в то же время, этот «покаянный пролог», предшествующий собственно духовной практике, также отнюдь не произволен: в христианской традиции, он имеет, главным образом, этическую природу, нося характер глубокой нравственной переоценки и нравственного кризиса, питаемого чувствами греха и вины; это — своеобразная «синергетическая раскачка на нравственном субстрате».