Дзен московского олигарха

– Ты же слышала наш разговор с Пашей Панченко? – девушка неохотно кивнула. – Барановский организовал слив важной информации. Но ему ее не хватит, чтобы перекрыть кислород Толмачеву. Там только обрывки кода, причем, заблокированные спецключом. Времени до приема-передачи работ кот наплакал. И он знает, что, обнаружив слив, мы сейчас утроим усилия и сдадим работы раньше. Поэтому будет рвать и метать. С твоими выходками ты можешь пополнить мою коллекцию покалеченных трупов. Хочешь? Этот урод будет присылать твои фотки или тебя саму по частям, твоя мать – давать на Толмачева. Толмачев сделает всё… Тебя, правда, это вероятнее всего не спасет.

Варвара смотрела на его губы так, будто читала по ним. Глаза округлились и потемнели, пряча на глубине испуг. Он плескался болотной ряской, тяжело переливался черной смолой.

– Вы это все выдумываете, – прошептала, наконец. – Сейчас не девяностые. Мы – в столице. Кругом полиция, люди. Как такое может быть?

Фадеев пожал плечами:

– Поэтому я и показал тебе фото и материалы уголовных дел. Можешь, конечно, проверить на собственной шкуре. Можешь погуглить, – он помолчал, поставил кружку на стол, откинулся на спинку кресла, разглядывая девушку. Умный, пронзительный взгляд, решительно сжатые губы, упрямый подбородок. Редкое сочетание ума, характера и красоты. Под сердцем тревожно шевельнулось что-то давно забытое. Ржавый ключ, который напрочь отключает мозги. Глеб тряхнул головой, возвращая мысли к начатому разговору.

Она выпрямилась, будто на дыбе. Болотно-зеленые глаза потемнели, смотрели перед собой, но не видели ничего. Грудь поднималась тяжело, отрывисто. Глеб, помолчав, тихо уточнил:

– Ты меня слышишь?

Медленно, через силу, покачала головой. Фадеев удовлетворенно вздохнул.

– Тогда повторюсь, чтобы уж точно все отложилось как надо. Не высовываемся. От охраны не отбиваемся. Без особой необходимости с территории усадьбы не выезжаем, а если и выезжаем, то с Юрковым, на выделенном и проверенном автотранспорте. Сотовый берем с собой всегда: на нем, помимо контактных данных, установлены маячки, которые сообщат о твоем местонахождении, даже если батарея разряжена, выключена или демонтирована. Когда я звоню – отвечаем даже из ванны или постели с любовником… Ясно?

Варвара вспыхнула:

– Нет у меня любовника, – буркнула. – Но, ясно, да.

– Хорошо, – он резко встал. – Твой телефон проверят ребята и вернут. Это обычная формальность. На нем могут оказаться жучки, может кто-то из твоих контактов засветился в команде Барановского. Мало ли… Может, он давно готовил ваш переезд к Толмачеву.

Он отвернулся, задумчиво уставился в окно.

– Глеб. А я могу чем-то помочь? – спросила несмело и отвела ведьмовские глаза. – Ну, в расследовании. В работе…

Фадеев отмахнулся, уже доставая из кармана джинсов ключи от джипа и запуская двигатель.

– Лучшая помощь – не мешаться под ногами. Реально, сейчас это важнее.

Варвара хотела сказать что-то на счет лучшей на курсе, и еще про лишнюю пару рук, глаз и лишнюю, совершенно сходящую с ума от безделья голову, но уперлась в усталый, потемневший взгляд Фадеева, напряженные скулы. И промолчала.

* * *

Они молчали всю дорогу домой. Варвара пыталась представить тот мир, в котором живет Толмачев, в котором собирается жить ее мать. Тот мир, в котором травят собаками детей конкурента, убивают ради пароля от компьютера и вычеркивают из жизни из-за невыполненной работы. За каждой копейкой – чья-то судьба. За каждым миллионом – свобода. И ее сегодняшние проблемы с отобранным Фадеевым сотовым – только начало. Так чувствовалось в душе.

В сердце будто потревоженные ангелы трепетали: Варваре все меньше хотелось становиться частью семьи Толмачева.

Глеб исподтишка наблюдал за притихшей девушкой. Темные волосы выбились из-под банданы, легкими змеями вились у виска, лизали изящную шею и небрежно замирали на плечах. Боролся с желанием дотронуться, поправить. И вообще… с желанием. Взгляд невольно скользнул по острым коленкам.

Решение показать ей папку Барановского возникло спонтанно, когда она бесцеремонно вошла в переговорную. И, увидев ужас в округлившихся глазах, он уже успел пожалеть о решении: побоялся, что девчонка устроит истерику, еще и в обморок упадет. Он даже прикидывал в уме, где у него спрятана аптечка с успокаивающим и нашатырём. Получалось, что в машине. А это очень некстати, потому что придется привлекать Татьяну Федоровну. А она, хоть и работает у Толмачева лет двадцать, все равно – чужой человек.

Там, в кабинете, он с опаской наблюдал, как будущая родственница олигарха побледнела, как покрылись красными пятнами тонкая шея и руки, как рот беззвучно хватал воздух, не в силах вобрать в себя ни капли кислорода. Как задрожали пальцы и приподнялись плечи, а взгляд, будто приклеенный к жутким снимкам, стал бессмысленно-стеклянным.

Он оставался таким и сейчас, когда она бессмысленно пялилась в окно на ночную Москву.